|
Интенсивность стрельбы из «Виккерса» и «Браунингов» была такой яростной, что создавала ветер. Брезент на втором вражеском грузовике раздувался и хлопал. Подхватив искру, он загорелся. Итальянцы выпрыгивали из машин, как обезумевшие от ужаса животные. У некоторых в руках имелось оружие, но никто из них не пытался повернуться и открыть огонь. Вместо этого солдаты бросались на землю, искали защиту под грузовиками, за колесами и за пылавшими машинами. Наши трассеры и пули изливались на них смертельным потоком. Я слышал, как «Браунинг» Панча гремел в нескольких дюймах от моего уха. От ствола шел дым. Наше оружие не лишало врагов жизни хирургически точными ударами. Оно забирало их в кровавом месиве. Пулеметные очереди измельчали кости до порошка. Пули превращали тела в желе. Сцена не походила на стрельбу в художественных фильмах, где чуть позже на земле лежали трупы людей, с головами, руками и ногами. Когда мы закончили обстрел, на дороге остался только красный студень. Валялись ноги, оторванные от тел, и ботинки, слетевшие с ног. Наш огонь превратил живых солдат в жидкую кашу. Я благодарю небеса, что видел этот ужас только в отсвете горевших грузовиков и при вспышках трассеров — да и то лишь на одно-два мгновения, которые смог выдержать, пока не отвел взгляд в сторону. Впрочем, в то время меня тревожили другие мысли. Мне хотелось уничтожить или сделать недееспособными каждого противника. Я не желал даже думать о том, что один из выживших итальянцев мог выстрелить из укрытия или выпустить пулеметную очередь в моих людей. Эти вооруженные солдаты спешили сюда с единственной целью: они намеревались убить меня и отнять жизни у моих товарищей. Я должен был опередить их любой ценой. Никакая другая истина не могла быть более значимой. Но и ничто не могло изменить того факта, что, несмотря на стремление итальянцев ликвидировать нас, под фашистскими эмблемами на их форме бились простые человеческие сердца. Эти люди были отцами своих детей, мужьями жен, сыновьями матерей и отцов. Сейчас меня уже не волнует, под каким флагом они сражались или что они сделали бы с нами, если бы мы оказались слабее. Все равно расправа над ними была и остается жестоким убийством. Я позволил стрельбе продолжаться до тех пор, пока не убедился в полном истреблении противника. — Прекратить огонь! Когда мы с Колли направились пешком к дороге, на севере снова засияли огни фар. К нам приближалось несколько машин. Я крикнул парням, чтобы они приготовились уезжать. Мы решили бросить мой грузовик и перебраться всей группой в машину Колли. Внезапно огни фар на севере остановились. В небо взмыла желтая сигнальная ракета. За ней последовала красная. — 148 —
|