|
Накануне Бородинского сражения, естественно, не зная планов Кутузова, в то время, когда сам Кутузов не знал их, Ростопчин говорил в своих «афишках» о невозможности для французов приблизиться к Москве и удерживал желающих выехать из неё. «По мере приближения кризиса, т. е. сражения, о котором Кутузов продолжал возвещать, эмиграция дворянства всё усиливалась» (Ростопчин). За Ростопчиным утвердилась слава инициатора московского пожара, хотя он публично отказывался от этого, но доподлинно известно, что Ростопчин, отступая с войсками, сжёг свой великолепный дом в Воронове, чтобы там не мог поживиться неприятель, а во время оккупации французами Москвы, живя во Владимире, посланиями поднимал крестьян против французов (на основе материала В. И. Федорченко). Вспомним также, что из Москвы было вывезено всё противопожарное оборудование. Ф. В. Ростопчин В послании Наполеона Александру I говорилось: «Прекрасная, великолепная Москва уже не существует. Ростопчин её сжёг». 18-го сентября Наполеон пишет Марии-Луизе: «Всё исчезло. Уже четыре дня огонь пожирает город. Маленькие дома построены из дерева и поэтому вспыхивают, как спички. В злобе своей губернатор и русские подожгли этот красивый город… Это огромная потеря для России. Её торговля сильно от этого пострадает. Негодяи были предусмотрительны, что увезли или разрушили все насосы. Насморк мой прошёл, самочувствие хорошее…» И здесь необходимо опять дать слово Л. Н. Толстому: – Событие это – оставление Москвы и сожжение её – было так же неизбежно, как отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения. Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось. Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли… происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту пойти на то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя своё имущество, беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось. Сознание того, что так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12-го года. Те, которые стали выезжать из Москвы ещё в июле и начале августа, показали, что они ждали этого… — 72 —
|