|
- Но разве это не зло, что один владеет тем, что принадлежит Господу, и что один пользуется общим достоянием? Не Божия ли земля и исполнение ея? Поэтому, если наши блага принадлежать общему Владыке, то они в равной степени составляют достояние и наших сорабов: что принадлежит Владыке, то принадлежит вообще всем.
Коммуна, в переводе с французского, означает всего лишь община, и ничего страшного в этом слове, для христианина, нет. Показательным для христианина должен быть тот факт, что более всего идея коммуны ненавистна врагу человеческому, суть идеологии которого направлена на возвеличивание своего «я», на выпячивание себя, на идею превосходства над своими собратьями. Задумайтесь, наконец, по чью вы сторону? Как же нужно было поработать сатане, чтобы в наше время предать слову «община» (коммуна) отрицательный для христианина оттенок и предрасположить сердце его к обществу, основанному на власти денег. Коварен лукавый... Задайте сами себе вопрос: «Может ли в капиталистическом обществе существовать то единство христиан, о котором молился Христос»? - да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино… [Иоан.17:21] Разве может быть единство там, где одни богаты, а другие бедны, там, где одни христиане наживаются на других, там, где материальный достаток есть высшая ценность для человека? Не лишним здесь будет, думаю, привести слова Митрополита Сергия (Старгородского) сказанные им 30 декабря 1924 г. - христианство, принявшее прежний социальный строй, просто потому, что он существовал тогда, на таких же основаниях приняло бы и коммунистический строй, если бы он существовал, как данный. Что этот строй не только не противен христианству, но и желателен для него более всякого другого, это показывают первые шаги христианства в мире, когда оно, может быть, еще не ясно, представляя себе своего мирового масштаба и на практике не встречая необходимости в каких либо компромиссах, применяло свои принципы к устройству внешней жизни первой христианской общины в Иерусалиме, тогда никто ничего не считал своим, а все было у всех общее /Деян. IV, 32/. Но то же было и впоследствии, когда христианство сделалось государственной религией, когда оно, вступив в союз с собственническим государством, признало и как бы освятило собственнической строй. Тогда героизм христианский до сих пор находивший себе исход в страданиях за веру, начал искать такого исхода в монашестве, т.е. между прочим, в отречении от собственности, в жизни, общинной, коммунистической, когда никто ничего не считает своим, а все у всех общее. И, что особенно важно, увлечение монашеством не было достоянием какой-нибудь кучки прямолинейных идеалистов, не представляло из себя чего-нибудь фракционного, сектантского. Это было явлением всеобщим, свойственным всему православно-христианскому обществу. Бывали периоды, когда, по фигуральному выражению церковных писателей, пустели города и населялись пустыни. Это был как бы протест самого христианства против того компромисса, который ему пришлось допустить, чтобы удержать в своих недрах людей "мира", которым не по силам путь чисто идеальный. Не возражая против владения собственностью, не удаляя из своей среды и богатых, христианство всегда считает "спасением", когда богатый раздаст свое богатство нищим. Находясь в союзе с собственническим государством и своим авторитетом как бы поддерживая собственнической строй, христианство /точнее, наша православная церковь в отличие от протестантства/ идеальной или совершенной жизнью, наиболее близкой к идеалу, считало, всё-таки, монашество с его отречением от частной собственности. Это господствующая мысль и православного богослужения, и православного нравоучения, и всего православно-церковного уклада жизни. Тем легче, следовательно было бы христианству помирится с коммунистическим строем, если бы он оказался в наличности в тогдашнем или в каком либо другом государстве… Но занимать непримиримую позицию против коммунизма, как экономического учения, восставать на защиту частной собственности для нашей православной, в особенности, русской церкви значило бы забыть свое самое священное прошлое, самые дорогие и заветные чаяния, которыми, при всем несовершенстве повседневной жизни при всех компромиссах, жило и живет наше русское подлинно православное церковное общество… — 98 —
|