|
Наибольшие цифры роста смертности по причине самоубийства, по данным официальных «Демографических ежегодников России» за 2000-2002 гг., издаваемых Госкомстатом РФ, отмечаются среди населения трудоспособного возраста: 1992 г. - 41,2; 1999 г. - 50,0; 2000 г. - 50,2; 2001 г. — 50, 6. Особенно резкий рост уровня самоубийств на протяжении этих лет отмечается у трудоспособных мужчин: 1992 г. — 62,3; 2001 г. — 88,6 (у женщин — 10,3 и 11,7 соответственно). По данным Международного независимого центра информации, число самоубийств и попыток самоубийств в России возросло по сравнению с 1985 г. в десять с лишним раз. Невольно вспоминаются слова Ф. М. Достоевского по поводу «усилившихся в последнее время самоубийств»: «Русская земля как будто потеряла силу держать на себе людей». Учитывая, что в канун XXI в. уровень самоубийств в России увеличился в десятки раз по сравнению со временем написания этих горьких слов, по-видимому, уже пришло то время, когда высказанное гениальным писателем можно понимать в буквальном смысле, опустив «как будто». Достаточно привести три цифры уровня само- Рис. 1. Распространенность самоубийств в мире Предисловие 9 убийств (число самоубийств на 100 тыс. населения): в 1876 г. (время написания «Дневника писателя» с приведенными выше словами) — 2,96; 1992 г. - 31,0; 1999 г. - 39,3. Все сказанное характеризует самоубийство как один из социальных феноменов, т. е. как относительно устойчивое социальное явление. Но применительно к России и некоторым другим странам понятие «устойчивость» далеко не соответствует реальному положению дел, так как фантастический рост показателей самоубийства за несколько лет с трудом может быть сопоставлен с колебаниями этого достаточно стабильного показателя в других странах. Более полным показателем уровня социальной патологии, по мнению социологов, выступает сумма уровня убийств и самоубийств. С 1988 по 1993 г. этот интегральный индикатор состояния общества в России увеличился более чем в два раза, в то время как в Австрии, Дании, Канаде, Франции и др., в эти же годы отмечалось его уменьшение. Однако настоящая работа посвящена меньше всего рассмотрению самоубийства как своеобразного индикатора общественного здоровья в условиях глубочайшего кризиса, переживаемого страной и обществом. Автор ставит своей целью анализ индивидуального самоубийства, а не социального феномена, складывающегося, естественно, из отдельных суицидов, но в совокупности образующего некое множество, имеющее свои закономерности и требующее иных подходов к его исследованию. Специфика изучаемых явлений такова, что самоубийство как общественный феномен — это не просто индикатор общественного здоровья, но и своеобразный социально-психологический архетип, который в зависимости от характера его участия в общественном сознании может непосредственно влиять на формирование индивидуального суицида. Здесь речь идет как о своеобразном общественном тонусе, настроении, на которые могут влиять известные факты добровольных уходов из жизни, так и о непосредственном индуцирующем (суицидогенном) влиянии конкретного самоубийства на отдельного человека. — 4 —
|