|
Однако вскоре «понял» по настойчивым звонкам из психиатрического диспансера и по отказам из всех учреждений «выдать соответствующие документы», что ему не дадут никуда обратиться и вскоре снова отправят в сумасшедший дом. Обдумывая «тупик», в котором он оказался, не видел никакого выхода. Неожиданно пришла мысль, что, если он покончит с собой, обязательно будет следствие и «все вскроется». Таким образом он предполагал, жертвуя собой, спасти жену, хотя первоначально «сам испугался» мысли о самоубийстве, так как «не мог бросить жену одну в этой ужасной ситуации». Оставил у себя в запертой комнате подробное изложение «фактов» преследования, перечислил все учреждения, куда он обращался за помощью. В предсмертной записке просил у жены прощения, но одновременно написал, что «теперь обязательно во всем разберутся». Чтобы «следствие обязательно было проведено», решил повеситься на общей кухне, а не в собственной комнате. Ночью стал привязывать веревку к газовой трубе на кухне, но совершенно неожиданно в это время в квартиру вошел пьяный его второй сосед и стал его удерживать и звать жильцов квартиры. «Скорой помощью» был вновь направлен в психиатрическую больницу. Сопротивления при госпита- 422 ГЛАВА 8 лизации не оказывал, у врача интересовался только тем, обязательно ли следствие по факту самоубийства. В психиатрической больнице вел себя упорядоченно, с первых дней и на протяжении всего периода пребывания заявлял, что в дальнейшем «никаких самоубийств не будет, так как теперь следствие обязательно разберется». Извинился перед врачами, что он «вынужден был обмануть, но другого выхода не было». Необходимость обмана была связана с желанием «еще раз» убедить всех, что их преследовали. Вместе с тем сообщил, что за время его нахождения дома после выписки из больницы «ничего из тех кошмаров, что были раньше, не отмечалось». Связывал «отсутствие кошмаров» с тем, что «соседи почти добились своего». О «преследовании и кознях» соседей при повторной госпитализации говорил только в том случае, если об этом спрашивали врачи, настойчивости (а тем более, назойливости) в приведении соответствующих «фактов» не отмечалось. В первые две-три недели, однако, по-прежнему давал бредовую трактовку очень многим явлениям, отмечавшимся у них в квартире за последние месяц-два перед первой госпитализацией. С его слов, раньше тоже были «факты», но о них догадывалась только жена, а он «не придавал значения и даже не верил, что такое может быть». Бредовой трактовки происходящего на отделении не было. Настроение было ровным, некоторое снижение объяснял фактом его повторной госпитализации. На свидании с дочерью просил не сообщать матери о совершенной им попытке самоубийства, но просил передать, что «теперь во всем разберутся». — 389 —
|