|
- Вот и обращайся в суд по закону. А я спать хочу!.. Ясное дело, видок у нас к завтраку был не лучший. Но родители и прибывшие догуливать гости вроде бы ничего не замечали. Тактичные были люди. На следующую ночь он грустно спросил: - Что же мне делать Настя? И я опять заметила: мне делать, а не нам, Настя, а не Настенька, и хоть бы грамм любви или восхищения, хоть бы намек на то, как я ему нравлюсь, какая я статная да красивая, что он без конца говорил мне раньше. Вот такая волынка и протянулась до самой ленинградской свадьбы. А там мне уже жалко его стало, крепится, истощал, на себя прежнего не похож. Я ему шепнула: - Ладно уж, сегодня... Надо было видеть, как просияли его глаза, выпрямилась спина! И вот мы остались вдвоем в моей комнате. Я спрашиваю его: - Ну что ты будешь делать? Как ты все это хочешь?? - а сама жду, что он все- таки скажет о своей любви, прижмет мою голову к своей груди, нашепчет ласковые слова. И вдруг слышу трезвое и конструктивное: - Не беспокойся, вопрос я изучил, тебе почти не будет больно, только ты меня слушайся. - О Господи!.. Он по-деловому быстро сбросил с себя одежду и при свете ночника спросил: - Можно тебя раздеть? ...Болван! Да разве так спрашивают? Этого же добиваются лаской! Я сдержанно кивнула, и он принялся трудиться, снимая с меня одежды. Ловко, надо сказать, это у него получалось, видно, не впервые он расстегивал крючки на лифчике и сдергивал с женщин штанишки. Так впервые я оказалась перед мужчиной совсем нагая. Хоть и при еле видном свете ночника, но все же голая. И он был совсем обнаженный - во всех подробностях. Я стояла около кровати и не знала, что делать. - Значит так. Лучше всего, если ты поперек кровати станешь задом ко мне и упрешься в нее локотками. Не возражая, я послушалась и оказалась в позе кобылы перед приемом жеребца. Я, Анастасия, гордая Артемида, человек, и вдруг - в позе кобылы! Он хлопотливо попросил меня развести ноги пошире, и принялся шарить своим — 41 —
|