|
Есть определенная ирония в том, что современный стиль жизни сам по себе приводит главных воспитателей детей, их матерей, к огромному стрессу. Рейчел Каск особенно хорошо описывает эти обстоятельства: Чтобы оставаться матерью, я должна пропускать телефонные звонки, оставлять работу недоделанной, договоренности несоблюденными. Чтобы оставаться собой, я должна оставить дочку плачущей, заранее накормить ее или оставлять ее вечерами, должна забыть о ней, чтобы подумать о других вещах. Чтобы достичь успеха в одном, мне нужно потерпеть неудачу во всех других делах. (Касх, 2001:57) Наиболее болезненным в этой ситуации оказывается изоляция в сочетании с тотальной ответственностью. Мать чувствует себя как «покинутое поселение, оставленное здание, в котором прогнившие перегородки внезапно ломаются и сыпятся на пол», — картина далекая от образа матери-земли из популярной фантазии, чьи пышные груди и вся материнская любовь готовы успокоить любую детскую печаль. В результате и мать, и ребенок оказываются загнанными в одну и ту же ловушку, оба страдают от недостатка поддержки, которая помогла бы им справиться со стрессом. В то время как исследования на животных тщательно задокументировали влияние раннего стресса (например, такого, как повторяющееся короткое разлучение с матерью) на развивающиеся системы младенца — такие как высокореактивная стрессовая реакция в сочетании с пожизненной склонностью к беспокойству, депрессии и неумением получать удовольствие (Франсис и др., 1997; Санчес и др., 2001), — попытки провести параллели с человеческим поведением оставались умозрительными. Но недавние исследования принесли первые прямые доказательства того, что люди, равно как и другие животные, также подвержены влиянию стрессового окружения в ранние периоды жизни. Это исследование, подготовленное Мерилин Эссекс и ее коллегами в Университете Висконсина (Эссекс и др., 2002), было проведено с убедительной тщательностью. Основанное на выборке из 570 семей, исследование включало наблюдение за их жизнью с начала беременности до достижения ребенком пятилетнего возраста. Эта огромная работа явила четкие доказательства того, что опыт, получаемый младенцем, определяет его реакцию на стресс в более поздние периоды жизни. Когда она измеряла уровень стресса у детей в возрасте 4,5 лет, она обнаружила, что у тех детей, чьи матери в текущий момент находились в состоянии стресса, был высокий уровень кортизола, но только в том случае, если их матери также были в состоянии стресса или в депрессии в период их младенчества. Другими словами, они были подвержены cipeccy только в случае, если их непростое детство повлияло на их механизм реагирования на стресс или на ГТН-систему. Эти дети будут склонны вырабатывать большие количества кортизола при воздействии стресса по сравнению с теми детьми, детство которых было более безмятежным. По мере того как они проживали свое детство, они получали в наследство от ранних проблем их отношений с матерями тенденцию реагировать более сильно на сложности, с которыми они сталкиваются в жизни. (У таких детей не наблюдается постоянно высокого уровня кортизола. В ситуациях, когда стресса нет, их уровень кортизола находится на нормальном уровне.) Другое недавнее исследование показало, что дети, у которых механизм реагирования на стресс формировался под влиянием депрессии матери в младенчестве и последующими, более поздними эпизодами депрессии, также имеют склонность к агрессивному поведению (Хей и др., 2003). — 58 —
|