Теперь — поскольку женщина была не в состоянии родить сама — требовалось извлечь ребенка из ее тела. Это означало применение акушерских щипцов, эпизиотомии, а иногда и медикаментозных препаратов для ускорения и стимуляции родов. Немилосердный разрез при эпизиотомии преподносился как необходимость — для ускорения второй фазы родов и для предотвращения разрывов. После родов женщину отвозили в послеоперационную палату, где она отходила от наркоза после «операции». Через несколько часов она просыпалась в своей палате и узнавала, кто у нее родился, девочка или мальчик. Тем временем младенцы тоже приходили в себя после испытаний, которых они себе никогда бы не пожелали. Новорожденного клали в металлический ящик и отвозили в детскую палату к другим безымянным младенцам, где он оставался прикованным к этому ящику. Накачанных наркотиками ребенка и мать соединяли для кормлений, проводившихся по жесткому графику каждые четыре часа, но большую часть времени они проводили отдельно друг от друга, чтобы мать отдохнула, а ребенка могли осмотреть «специалисты». Мать не только не принимала участия в процессе родов, но и была лишена возможности ухаживать за собственным ребенком — считалось, что ради ее же блага и блага новорожденного. Роды как болезнь В начале двадцатого века ролы рассматривали как патологический процесс, требующий медицинской помощи. Солидные учебники акушерства провозглашали, что здоровые роды естественным путем проходят лишь у незначительного числа женщин и что в большинстве случаев этот процесс нуждается в усовершенствовании. Акушерам-гинекологам внушали, что все женщины обязаны испытать на себе преимущества щипцов и эпизиотомии. Потребовалось шестьдесят лет, чтобы врачи изменили свою точку зрения и осознали тот факт, что медицинское вмешательство требуется лишь в крайне ограниченном числе случаев. Взгляд на роды как на патологию, а также необходимость для врача спасти женщину от «природных опасностей», пропагандировались известным в 20-х годах акушером Джозефом Дили: «Я часто думал, что женщине, возможно, природой предназначено погибнуть в процессе воспроизведения рода — подобно тому, как самка лосося умирает после того, как отложит икру». Во всех этих изменениях был лишь один положительный аспект. Роженицы доверяли врачам свою безопасность во время родов, и это перекладывало ответственность на плечи врачей. Квалификация врачей росла, и больницы стали предлагать все более качественную помощь. Врачи-мужчины, принимавшие роды, получили более подходящий для их профессии титул. Словосочетание «мужчина-повитуха» звучало несколько странно и даже уничижительно. Теперь врача, специализирующегося на родах, стали называть акушером (obstetrician, от латинских ob и stare, — что, по иронии судьбы, переводится как «стоять рядом, наблюдать»). Однако вместо того чтобы стоять рядом на тот случай, если понадобится их помощь, акушеры стали на пути естественного процесса родов. — 20 —
|