—Дома ли графиня? — учтиво осведомился Баллок, стараясь оттянуть разговор. —Ушла на прогулку. Что же ей еще делать в такой поздний час? — съязвил Дуглас. Его отношение к собственной жене, молодой, красивой, талантливой женщине, брат которой был профессором в Сорбонне, делало эту и без того жалкую пародию на мужчину еще более отвратительной. Он заставил ее сделаться уличной девкой самого низкого пошиба и радовался этому. Что Дуглас делал со своими деньгами, не знал никто. Немалый доход приносила Ложа, сам Дуглас зарабатывал шантажом и отбирал у жены вырученные ею деньги; не исключено, что у него были и иные источники дохода. И все же на виски ему никогда не хватало; трудно поверить, что можно пропивать такие суммы, однако он не притворялся: виски в доме всегда было на исходе. Знание человеческой психологии было у Дугласа поразительным: он сразу догадался, с чем пришел к нему Баллок. —Двойника уничтожил не Грей, — с уверенностью предположил он, — это не его стиль. Кто же это был? —Саймон Ифф. —Я проверю это. Баллок понял его, ибо при всей ненависти к Иффу и страхе перед ним наибольшая доля злобы в сердце Дугласа все же принадлежала Сирилу Грею. Он ненавидел юного мага самой лютой ненавистью, оттого что не мог простить ему своего падения. Он вообще ничего и никому не прощал, будь то тайное оскорбление или изъявление самой бескорыстной дружбы: он был зол по самой своей натуре. —Судя по всему, они укрылись в этом своем доме на Монмартре, — заключил Дуглас тоном, не допускавшим ни малейшего сомнения. — Нужно установить наблюдение за всеми входами и выходами оттуда; поручите это Абдул-бею с его людьми. Впрочем, я и так знаю, что собирается делать Грей; я знаю это так же хорошо, как если бы он сам сказал мне об этом. Он захочет провести свой чертов медовый месяц в каком-нибудь теплом краю, и они удерут туда. Поэтому вам и Акбару я поручаю дежурить на Лионском вокзале. Так что следите в оба! Немножко везения — и мы покончим с ними одним ударом; поэтому извольте, сударь мой, следить в оба! Дуглас поднялся на ноги. Поглощенное им неимоверное количество виски очевидно не мешало ему владеть ни головой, ни ногами. Подойдя к небольшому столику, разрисованному странными знаками, он взял фарфоровую чашку, плеснул в нее виски и бросил туда пятифранковую монету. Делая руками резкие жесты, он принялся читать заклинание, довольно длинное, содержавшее гортанные звуки, будто говоря на каком-то варварском языке. Затем он поджег виски. Когда жидкость в чашке почти совсем выгорела, он потушил пламя. Вынув монету, — завернул ее в кусок красного шелка и передал своему ученику — 74 —
|