|
Это пример интеллектуального акта, частично (во второй и третьей фазах) проходившего в форме практического действия. А чисто теоретическим, проходившим целиком «в уме», был, например, акт решения Архимедом задачи, поставленной правителем Сиракуз. Доказательством «теоретичности» этого интеллектуального акта является то, что решил эту задачу Архимед в ванне. Так или иначе, но в каждый интеллектуальный акт у человека обязательно входит фаза планирования в уме будущего действия. Как раз эту особенность интеллектуального поведения у человека подчеркнул К. Маркс: «Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове». Восприятие человеком окружающих предметов — это тоже интеллектуальный акт, но сокращенный. Почему мы воспринимаем, скажем, часы как часы? Это легко понять, проследив, как познает мир ребенок или как мы с вами стараемся понять, для чего служит незнакомый нам предмет. Мы ориентируемся в своих впечатлениях и выдвигаем определенную гипотезу — с чем мы имеем дело (первая фаза); затем стараемся проверить эту гипотезу — непосредственно или задавая вопросы другим людям (вторая фаза); наконец сопоставляем гипотезу и результаты ее проверки (третья фаза). Нас сейчас интересует одна сторона восприятия. Чаще всего, увидев незнакомый предмет, мы спрашиваем не «Для чего это?», а «Что это?». Нам отвечают, скажем: «Часы», и мы этим ответом вполне удовлетворяемся. Почему нам достаточно слова, откуда мы знаем, какие признаки связаны с этим ярлычком — словом «часы»? Это «знает» за нас язык, вернее, опыт многих поколений, закрепленный в языке. Все предметы, показывающие время, мы называем часами не потому, что нам так нравится, а потому, что так принято у говорящих на русском языке. (А вот в английском языке есть не одно, а два слова и соответственно два понятия — watch (часы ручные или карманные) и clock (башенные или настольные часы).) Слова как раз позволяют нам объединить наш собственный, личный опыт и опыт всего человечества, использовать в нашей деятельности не только то, что мы увидели или услышали сами, но и то, что узнали до нас другие люди. Когда мы, допустим, читаем учебник, то тоже пользуемся этой способностью нашего языка — мы ведь едва ли можем собственноручно измерить, скажем, высоту горы Килиманджаро, а уж о том, чтобы своими глазами увидеть битву на Куликовом поле, и речи быть не может. Во всех подобных случаях мы как бы верим «на слово» опыту других людей, закрепленному и переданному нам с помощью языка. Великий русский биолог К. А. Тимирязев в одной из своих работ сказал по этому поводу: «Если заурядный, но получивший современное образование человек обладает в наше время сведениями о природе, которым позавидовал бы Аристотель, то причина тому лежит не в исключительном каком-либо умственном превосходстве, а, конечно, в тех двадцати двух веках, которые недаром же прожило с тех пор человечество». — 35 —
|