Подобного рода самоубийцы суть обыкновенно очень честные женщины, а деяния их, которые кажутся на первый взгляд детоубийством с последовательным самоубийством, являются на самом деле, так сказать, осложненными самоубийствами. Эти матери, решившиеся умереть, не могут оставить жить своих детей, составляющих часть их собственного "я", и не в состоянии считать свои муки оконченными, если они знают, что те будут страдать и мучиться и после их смерти. Подобный взгляд подтверждается тем, что во всех таких случаях убитые дети находятся постоянно в очень юном возрасте или в беспомощном состоянии (вследствие идиотизма и т.п.). Пока ребенок слаб и несамостоятелен, он кажется матери частью ее собственного существа; поэтому она в заботах о нем решается на все средства, которые только возможны для нее, -- даже на такие, которые совершенно ненормальны. С дитятею, сделавшимся большим и самостоятельным, мать также связана очень сильной любовью, но уже не чувствует себя идентичной с ним. Souhin на вопрос, почему она, перед тем как покушаться на собственную жизнь, убила своих детей, ответила: "Я хотела отравиться вместе с ними". Если ребенок слишком юн, чтобы быть совершенно независимым от матери, но в то же время настолько зрел, что может подчиниться влиянию внушения, то мать никогда не убивает его сама, но старается подговорить его умереть добровольно вместе с нею. Garnier сообщил два случая, в которых матери двух мальчиков 10- и 13-летнего возраста убедили их покончить с собою вместе с ними. В некоторых случаях мать решается на убийство и самоубийство в силу известных эгоистических мотивов, и тогда дело идет уже об особой эгоистически-страстной форме самоубийства. Сюда принадлежит, например, случай Е. Это была очень нервная женщина меланхолического темперамента, страдавшая постоянными головными болями, головокружением, бессонницей и т.п. и происходившая из хорошей, некогда состоятельной фамилии. Выйдя замуж за доброго, но очень бедного человека, стоявшего значительно ниже ее по своему образованию, она почувствовала отвращение к своему мрачному существованию, которое должна была влачить, страшно нуждаясь, в одной комнатке, служившей ей в одно время гостиной, спальней и кухней. Она постоянно упрекала, хотя и неосновательно, своего мужа в том, что он дурно обращается с нею, и однажды, будучи более обыкновенного рассержена и возбуждена, она решилась умереть вместе со своим сыном, которого обожала. Если бы это была дурная женщина и плохая мать, то она под влиянием подобных условий жизни убила бы, как Stakelberg, свое дитя или отравила бы своего мужа. Но это была честная натура, решившаяся вместе со своим ребенком расстаться с жизнью, хотя мотивом этого решения служило чисто эгоистическое, а не ego-альтруистическое чувство, каким является материнская любовь. — 145 —
|