|
Послушаем, как говорят у нас. Талантливый обвинитель негодует против распущенности нравов, когда «кулаку предоставлена свобода разбития физиономий»; его товарищ хочет сказать: покойная пила — и говорит: «Она проводила время за тем ужасным напитком, который составляет бич человече- * W h a t e 1 у, Elements of Rhetoric, London, 1894. ** «Parerga und Paralipomena», II. Четыре главы этой книги: XXII, Selbstdenken; XXI, liber Schriftstellerei und Stil; XXIII, Uber Lesen und Bucher, и XXIV, Uber Sprache und Worte — надо знать как таблицу умножения. Гл. XXIII, О писательстве и о слоге, есть в отдельном русском переводе. 35 ства». Защитник хочет объяснить, что подсудимый не успел вывезти тележку со двора, а потому нельзя судить о том, хотел ли он украсть ее или имел другие намерения; казалось бы, так и надо сказать; но он говорит: «тележка, не вывезенная еще со двора, находилась в такой стадии, что мы не можем составить определенного суждения о характере умысла подсудимого». Надо говорить просто. Можно сказать: Каин с обдуманным заранее намерением лишил жизни своего родного брата Авеля29 — так пишется в наших обвинительных актах; или: Каин обагрил руки неповинною кровью своего брата Авеля — так говорят у нас многие на трибуне; или: Каин убил Авеля — это лучше всего — но так у нас на суде почти не говорят. Слушая наших ораторов, можно подумать, что они сознательно изощряются говорить не просто и кратко, а длинно и непонятно. Простое сильное слово «убил» смущает их. «Он убил из мести», — говорит оратор и тут же, точно встревоженный ясностью выраженной им мысли, спешит прибавить: «Он присвоил себе функции (это было сказано, читатель!), которых не имел». И это не случайность. На следующий день новый оратор с той же кафедры говорил то же самое «Сказано: не убий! Сказано: нельзя такими произвольными действиями нарушать порядок организованного общества». Полицейский пристав давал суду показание о первоначальных розысках по убийству инженера Федорова; в дознании были некоторые намеки на то, что он был убит за неплатеж денег рабочим. Свидетель не умел выразить этого просто и сказал: «Предполагалось, что убийство произошло на политико-экономической почве». Первый из говоривших ораторов обязан был заменить это нелепое выражение простыми и определенными словами. Но никто об этом не подумал. Прокурор и шестеро защитников один за другим повторяли: «Убийство произошло на политико-экономической почве». Хотелось крикнуть: «На мостовой!» Но что может быть изящного и выразительного в простых словах? — Судите. — 25 —
|