Вперед, к победе

Иными словами, сталинская «опричнина» имела дело с очень больным-сверху донизу-обществом. И к тому же с неизмеримо более сложным обществом, чем в XVI или XVIII веке, неизмеримо более сложным и враждебным внешним миром и неизмеримо более сложными, почти неразрешимыми задачами на повестке дня.

Ясно, что больное общество лечйть намного тяжелее, чем легкои среднебольное, тем более что лекарей и средства для лечения надо извлекать из этого больного, взбаламученного общества, из «России, кровью умытою» и уже привыкшей к крови, с трудом понимающей иной язык и, главное, перешедшей от «горячей» гражданской войны 1918–1922 годов к «холодной гражданке» 1920-х, которую будут усмирять встречным пожаром репрессий 1930-х годов и которая окончательно выдохнется во время Великой Отечественной войны. И то, что в таких условиях Сталин не создал свою опричнину, а использовал опричный принцип как кладенец-невидимку, является скорее плюсом, чем минусом. Впрочем, каждое приобретение есть потеря, и каждая потеря есть приобретение, как говорят наши заклятые «друзья» англосаксы.

Различия между тремя опричнинами не сводятся лишь к тому, что сталинская была скорее принципом, материализовавшимся в различных организациях, а таковые Ивана IV и Петра I — конкретными организациями «чрезвычайками». Ещё более важно и серьёзно другое отличие — по содержанию, классовой и цивилизационной («национальной»)направленности.

Опричнины Ивана и Иосифа Грозных («грозненская» версия опричнины) — это одно. Опричнина Петра I («питерская» версия) — другое. Различия следует искать в том, насколько эти варианты сплачивали страну, власть и народ в единое целое, как работали на развитие России как особого культурно-исторического типа (цивилизации).

«Грозненская» версия опричнины в обоих своих вариантах носила ярко выраженный национальный характер, сплачивала верхи и низы в достижении единой цели, а в цивилизационном плане — была выражением самобытного развития России, антизападной по направленности (в одном случае — антифеодальной, в другом — антикапиталистической); обе опричнины представляли собой, помимо прочего, диктатуру над потребностями прежде всего верхов.

«Питерская опричнина» представляет собой жестокое («огнём и мечом», а точнее, дыбой и топором) создание новой господствующей группы, оторванной от народа и противопоставленной ему, социокультурно ориентированной на Запад и способной в силу этого к беспощадной эксплуатации русского населения как туземно-чужого. По различным оценкам, за петровское правление уровень эксплуатации населения властью и господствующими группами вырос в 5-10 раз по сравнению с 1670–1680 годами, и это при неизменном уровне создаваемого совокупного общественного продукта. Ясно, что речь идёт просто об узаконенном грабеже, и неудивительно, что его результатом стало сокращение населения на 20–25 %, разорение целых социальных групп и погром экономики, от которого она оправилась только к середине XVIII века.