Столыпин отец русской революции

Надо также помнить, что в армии возникли влиятельные национальные и профессиональные организации, так что солдаты получали большой политический опыт сразу в организациях разного типа, в горячих дискуссиях по всем главным вопросам, которые стояли перед Россией.

Глава 4. Урок кадетов

Единственной большой либерально-демократической партией в России были кадеты – Конституционно-демократическая партия. Они были носителями «европеизированного» сознания и мечтали о преобразовании России парламентским путем по западному образцу. Поэтому именно восприятие обществом их программы и политическая эволюция кадетов в ходе русской революции нагляднее всего показывают, почему же не привился у нас буржуазно-либеральный проект. Почему кадеты, собрав у себя цвет интеллигенции, имея большую финансовую поддержку, придя под общее ликование к власти в Феврале 1917 г., оказались оттерты на обочину Советами. Тут – прямое объяснение нашей судьбы до конца ХХ века.

Л. В. Успенский в «Записках старого петербуржца» (1970) оставил такое личностное описание кадетов 1917 г.: «…Дима Мейснер был у нас в ОСУЗе представителем учащихся Петроградской стороны. С самых первых дней революции он вошел в нашу среду, обладая уже тем, чем мы в большинстве своем не обладали, – совершенно точной политической позицией. Он сразу же заявил себя и все время с большой уверенностью продолжал думать, говорить, поступать как хорошо определивший свои взгляды юный кадет. В эти дни, собственно, уже нельзя было называть кадетов „кадетами“: „ка-дэ“ значило ведь „конституционный демократ“. С момента Революции смысл этих слов утратился: „конституционность“ предполагала наличие монархии: какая же может быть „неконституционная республика“? Но – то ли по языковой инерции, то ли в силу смутных надежд на Учредительное собрание, которое авось да вернет в Россию монархический, на английский манер, строй, – и они сами, и окружающие продолжали именовать этих „конституционалистов“ по-старому. Кадетом не без гордости считал и звал себя и Дима Мейснер.

Он был кадетом не только по настроению и верованиям. Он, как мне теперь представляется, был лично связан с Павлом Милюковым, являлся при нем чем-то вроде «адъютанта по молодежным делам». Когда я восстанавливаю сейчас в памяти его образ, он рисуется мне стопроцентным милюковцем, одним из тех кадетских деятелей – правда, в те времена только «in sрe», в зародыше, – у которых и во внешности, и в жестах, и в «способе держать себя с окружающими» все было пропитано «кадетизмом». Что такое был истинный кадет? Прежде всего, все они были до мозга костей интеллигентами, даже интеллектуалами: полуполитическими деятелями, полупрофессорами. Настоящий кадет выглядел, да и в глубине своей был, человеком хорошо образованным, человеком с хорошими теоретическими познаниями по части истории страны, Европы, мира… Среди них были англофилы, подобные В. Д. Набокову, и галломаны, подобные, пожалуй, Ф. И. Родичеву… Все они были несомненными западниками… Всюду – и на кафедрах университетов, и на думской трибуне – они стремились быть прежде всего «джентльменами». Одни из них как бы подсознательно ориентировались на Кондорсе или на Тьера, другие – на английских вигов – на Питта, на Гладстона… Но при этом все они, начиная со своего идейного вождя и учителя Милюкова, оставались, если вспомнить меткое слово Александра Иванова, художника, обращенное к позднему Гоголю, «прекрасными теоретическими человеками»… Они превосходно разбирались в политике Древнего Рима, в эпохе Кромвеля, во всем, что рассказывали о прошлом их современники – историк Сеньобос или наши профессора-сеньобосы Виноградов и Платонов. Они были до предела «подкованными» во всем, что касалось прошлого – далекого и близкого. Но у них не было ни малейшего представления о реальных закономерностях современной жизни…»