|
Одним из следствий окончания холодной войны явился крах советской экономики, приведший к преждевременной смерти миллионов людей и полному краху общества, кроме его состоятельных элит, связанных с иностранными силами, естественный и предсказуемый результат возвращения России к ее статусу до холодной войны, в качестве, с точки зрения Запада, части «третьего мира», подчиняющегося рыночным принципам, которые в других странах, в отличие от родных пенатов, Запад проводит с неумолимой последовательностью32. Отсюда непосредственно вытекает большая свобода цивилизованных государств в организации военных авантюр. Очевидным следствием стал коллапс доктрины неприсоединения: ведь выбора больше нет, вместо двух могущественнейших всемирных мафиозных кланов на планете теперь правит только одна «злодейская» сверхдержава. Этому способствовал и ряд других факторов, среди них — экономическая катастрофа, разорившая многие регионы «третьего мира», но затронувшая и более богатые страны, как это вообще происходит с тех пор, как сильные мира сего в своих интересах навязали народам волну финансовой либерализации и особую форму «глобализации». Поскольку советская угроза исчезла, а независимость (неприсоединение) «третьего мира» стала призрачной, то едва ли следует удивляться такому тотальному пренебрежению интересами «третьего мира», которое теперь проявляется в целом ряде политических мер — от ядерной стратегии до иностранной помощи, — и которое тоже было предсказуемым33. Ярким примером такого пренебрежения стали события февраля 1999 года, когда проходили две важные встречи на высшем уровне: саммит «большой семерки», то есть государств богатого индустриального мира, и саммит «Пятнадцати», включающих в себя такие «неважные места» планеты, как Индия, Мексика, Чили, Бразилия, Аргентина, Индонезия, Египет, Нигерия, Венесуэла, Ямайка (где проходила встреча) и другие, им подобные. Встреча семи государств освещалась подробно, причем особое внимание уделялось прошедшему на ней обсуждению «новой финансовой архитектуры», могущей справляться с многочисленными неудачами рыночной экономики, которые уже начали выливаться в «кризис» — в специфическом смысле этого слова, т. е. угрожать интересам богатых и сильных, но более никому. На встрече пятнадцати государств также стоял вопрос о финансовой архитектуре, но в ином контексте. Участники саммита подчеркивали необходимость ограничения финансовых потоков с тем, чтобы спекулятивный капитал не мог беспрепятственно разрушать экономики, опираясь при этом на МВФ как на «гаранта возврата долгов сообществу кредиторов» (по выражению нынешнего исполнительного директора МВФ), обещающего им большие прибыли по рискованным кредитам, но при условии обобществления рисков, которое в первую очередь, согласно программам строгой экономии МВФ, ложится на плечи населения «третьего мира», а во вторую — на западных налогоплательщиков, которые своими налогами обеспечивают добровольное страхование рисков34. Участники «встречи пятнадцати» предупреждали, что «необузданный капитализм ставит под угрозу саму независимость развивающихся государств, отдавая их на произвол международных кредитных институтов и гигантских иностранных компаний» (Ассошиэйтед Пресс). Генеральный секретарь UNCTAD (Совета ООН по торговле и развитию, основного ведомства ООН по экономическим исследованиям) предсказал, что, если мы не примем это предупреждение всерьез, то подавляющему большинству населения мира будет уготована «печальная участь». Премьер-министр страны, принимавшей участников встречи, отметил, что традиционно двойственные принципы рынка — свободный рынок для бедных и разумное вмешательство государства в рыночные отношения для богатых — «представляют угрозу собственно экономическому выживанию многих стран развивающегося мира». Подобные страхи и заботы выражали и другие выступавшие35. — 126 —
|