|
Памятуя об этом последнем соображении, мы можем вернуться к замечанию военного историка и аналитика Джона Кигана о том, что результатом войны стала «победа нового мирового порядка», который был «возвещен Джорджем Бушем после войны в Персидском Заливе», и что после победы воздушной мощи на Балканах «мировой порядок выглядит более защищенным». На этом ощущении делал акцент и Клинтон в своей триумфальной речи, сообщая «американскому народу, что мы одержали победу, благодаря которой мир станет более безопасным»15. Все эти утверждения правдоподобны только в том случае, если в их основе лежит негласное допущение о том, что из понятия «мир» исключена большая часть мира. Защищенным оказывается «мировое сообщество» в специфическом смысле этого слова: прослойки богатых и привилегированных в индустриальных обществах Запада, а также их партнеры и единомышленники в других частях света. Аналогичным образом следует трактовать и комментарии Кигана по поводу войны в Персидском заливе. Данную войну тоже приветствовали как торжество «мирового сообщества», и великая победа в ней также сопровождалась пылкой риторикой о грядущей новой эре всемирной нравственности. Но, по крайней мере, отдельные западные обозреватели отмечали, что вследствие своей военной политики США и Соединенное Королевство остались в «жалком меньшинстве в мире», если говорить о реальном мире16. Массовые настроения, бытовавшие за пределами богатых индустриальных обществ, точно подметил кардинал Паоло Эваристо Арнс (Бразилия), который в 1991 году писал, что в арабских странах «богачи солидарны с американским правительством, а миллионы бедняков осуждают его вооруженную агрессию». Во всем «третьем мире», продолжал он, «царят ненависть и страх: когда они решат напасть на нас» и под каким предлогом? Когда по прошествии времени, в декабре 1998 года, два воинственных государства снова решили бомбить Ирак, их изоляция стала еще более очевидной. И хотя в своем последнем крестовом походе за нравственность они заручились поддержкой кое-каких слоев мировой общественности, подавляющее большинство населения мира, по-видимому, все еще продолжает задавать себе вопрос кардинала Арнса. Даже в государствах, фактически находящихся под покровительством сильных мира сего, далеко не все рукоплещут их политике. Так, полуофициальная египетская пресса выразила серьезную обеспокоенность «новой стратегической концепцией» НАТО, впервые озвученной в апреле, на праздновании его годовщины, в самый разгар войны. Карим Эль-Гаухари расценил ее как «лицензию на всемирный интервенционизм». Открытие НАТО «новых потенциальных угроз для евро-атлантического мира и стабильности» служит зловещим сигналом для тех, кто уже более чем достаточно испытал на себе европейское всемогущество; не только британцам «слышатся до боли знакомые имперские колокола», когда США и Соединенным Королевством в очередной раз овладевает «благородная» ярость. «Для периферии альянса и ее перспектив, например, с точки зрения арабского мира, этот документ звучит как рецепт кошмара», поскольку концепция обороны НАТО подразумевает «безопасность и стабильность Средиземноморского региона» и за его пределами, то есть реанимацию истории, которая благодаря богатому личному опыту хорошо понятна народам вне цивилизованных государств, составляющих официальное «мировое сообщество»17. — 119 —
|