Такая ненормальная, лишенная «национальной почвы» система потребностей обладает инерцией и растет в уродливой форме. Поэтому даже если бы удалось «закрыть Россию», противоречие не было бы решено. Молодежь не желает и слышать о «лошади и плуге», и у нас есть реальный шанс «зачахнуть» едва ли не в большинстве. Казалось бы, инстинкты самосохранения и продолжения рода должны были образумить людей. Но нет, без поддержки культуры инстинкты слишком слабы, чтобы преодолеть соблазн нагнетаемых потребностей. Телевидение и реклама сильнее. И мы оказались в исторической ловушке. До начала ХХ века 90% населения России жили с уравнительным мироощущением, укрепленным Православием («крестьянский коммунизм»). Поэтому нашей культуре было чуждо мальтузианство — отрицание права на жизнь для бедных. В России всякому рождавшемуся было дано это право — община выделяла для него землю. Даже при нашем суровом климате и малоплодородной земле средств хватало для жизни растущему населению. И были средства для сильного государства, развития культуры и науки. В начале ХХ века капитализм стал разваливать это жизнеустройство, но кризис был разрешен через революцию, которая сделала уклад жизни более уравнительным и производительным. Задачи, которые ограничивали личные потребности, были понятны: обеспечение безопасности и устранение источников главных, массовых страданий — безработицы, бедности, социальных болезней. Тон задавали люди, знающие, что такое народное бедствие. Жизнь улучшалась, но баланс между ресурсами и потребностями поддерживался благодаря инерции «крестьянского коммунизма» и советской системе. Как раньше, у нас не было мальтузианства и стремления к конкуренции, так что население росло и осваивало территорию. После 60‑х годов большинство переселилось в город и обрело тип жизни «среднего класса». В сознании стал происходить сдвиг от коммунизма к социал‑демократии, а потом и либерализму. Возник соблазн выиграть у ближнего в конкуренции. Право каждого на жизнь стало ставиться под сомнение — сначала неявно, а потом все более громко. Этот сдвиг сдерживался и советской идеологией, и памятью старших поколений. Именно за последнее десятилетие оба эти якоря были вырваны. И нас понесло… Отрицание равного права на жизнь стало частью официальной идеологии. Это право требовало самоограничения каждого, теперь тормоз снят. Именно самоограничение как опора нашей культуры было отвергнуто и осмеяно. «Не дай себе засохнуть!» — вот принцип, который без устали вбивается в сознание. И люди поддаются. — 98 —
|