|
— Своеобразная интерпретация советских целей. Она вышла из долговременной аналитической работы 1920—1930-х го- 1 Mayer A. Wilson versus Lenin: Political Origins of the New Diplomacy, 1917-1918. Cleveland: World Publishing, 1964, p. 368-393. 2 Levin N.L. Woodrow and World Politics. New York: Oxford University Press, 1967, p. VII-5. 12 дов. Основой представления СССР стал образ этой страны как мирового революционного центра, отрицающего возможности сосуществования, мессиански направленного на мировое могущество. Теоретики такого пошиба собирались до признания Америкой Советского Союза в латвийской столице Риге; поэтому такая интерпретация получила название «рижской аксиомы»; именно рижская аксиома заложила основание антикоммунистического консенсуса в 1945—1949 годах. Один из апологетов «рижской аксиомы» — Чарльз Болен пишет в 1949 г.: «Я убедил себя и всех тех, кто целенаправленно работает над проблемами отношений с Советским Союзом, что причины противоречий между Советским Союзом и несоветским миром проистекают из характера и природы советского государства, его доктрин, а вовсе не из-за ленд-лиза или займов»1. Взгляды подобного рода исключали возможность дипломатического разрешения проблем, они делали такие попытки опасными, ибо противостояние в «холодной войне» представлялось как генетически предопределенное революционным, мессианским характером Советского Союза. Американские лидеры, которые полностью приняли «рижскую аксиому», оказались жертвами ложного представления об объеме и интенсивности советского вызова, интерпретации характера советских целей; они неправомочно потеряли веру в дипломатию. — Новая американская доктрина «национальной безопасности» вела к ложному представлению о неотвратимо нависшей военной опасности над Соединенными Штатами. Такая доктрина явила собой экспансивную интерпретацию потребностей американской национальной безопасности — главного элемента американского отношения к внешнему миру2. Если американские интересы оказывались касающимися всего мира, то проявление любой советской активности за пределами границ СССР виделось угрозой Америке. При этом любая форма компромисса представлялась умиротворением — дурным словом после 1938 г. Нам важно отметить, что еще до начала Второй мировой войны среди американских дипломатов возобладала «рижская 1 Stettinius Papers. Bohlen to Stettinius, March 26, 1949. 2 Wolfers A. Discord and Collaboration. Baltimore: Jons Hopkins Press, 1962, p. 72-94. 13 аксиома», а ведь именно этим дипломатам в 1943—1949 гг. придется решать судьбы мира, судьбы «холодной войны». — 7 —
|