Такие люди, как писал А.Тойнби в «Постижении истории» в своем анализе жизненного цикла цивилизаций, «самовольно назначают себя главными исполнителями реализующегося в мире провиденциального плана или – в секулярную эпоху – Прогресса»156. Это страшный откат от рациональности, здесь есть что‑то от паранойи. Сейчас мы видим, во что эти наивные поджигатели гражданских войн превратили общество – но разве не обязана была интеллигенция увидеть это уже в текстах перестройки! В отношении же к “разумным потребностям” социологи и экономисты перестройки впадают, на мой взгляд, в тяжелый припадок гипостазирования . Оказывается, когорта прогрессивных обществоведов (в их числе С.С.Шаталин) рассчитала в 1987 г. “значение оптимума материальной обеспеченности; его денежное выражение соответствует душевому доходу 220‑235 руб. в месяц”. Рассчитала – это, надо понимать, высосала из пальца, исходя из представлений узкого круга академиков и профессоров. Но чуть более широкие массы социологов в этот расчет поверили и снабдили своими комментариями идеологическую машину реформаторов. Слово науки! В массовом сознании самих потребителей представления были иными. Социологи пишут: “Среднеарифметический душевой доход в нашей выборке составляет около 104 руб. в месяц, а доход тех, кто заявил, что семейный бюджет в основном позволяет удовлетворять разумные потребности, – около 107 руб. Из этого можно сделать вывод, что критерием разумности, как и в случае со “справедливой” заработной платой, выступает в массовом сознании статистическая средняя величина” (с. 59). Это и есть гипостазирование – “исследователи” уверовали в чисто идеологический постулат, а потом под него подгоняют наблюдаемую реальность. И никаких альтернативных рассуждений. А ведь в данном случае напрашивается гораздо простая логическая цепочка: критерием разумности потребностей выступает в массовом сознании заданная культурой и подтвержденная здравым смыслом и пониманием ограничений мера; статистическая средняя величина дохода в советской социальной системе тяготеет к этой мере, закрепленной в массовом сознании. Но ведь ни исторических условий, в которых вырабатывалась эта мера, ни реальных ограничений, в рамках которых здраво рассуждали в то время советские люди, социологи из АН СССР знать не знали и ведать не хотели. Об этом у них и речи нет, хотя бы в виде тени сомнения. Они уверены в своей убогой концепции, которой придали статус самостоятельной сущности: “Проведенный анализ позволяет предположить, что динамический когнитивный стереотип потребления сформирован в массовом сознании идеологией уравнительства и практикой минимальной дифференциации в оплате труда. По‑видимому, сыграла свою роль также борьба с “вещизмом”…” (с. 59). — 206 —
|