|
Из всего сказанного вовсе не следует, что экономика СССР была устроена хорошо или что надо вернуться к прежней системе. Это — совсем другая тема. Здесь для нас выяснение истины в сравнении эффективности даже не существенно. Ведь мы говорим именно о мышлении интеллигенции и ее поразительной доверчивости к самым сомнительным доктринам. Она легко восприняла фальшивые критерии эффективности, легко согласилась разрушить лучшую часть национального достояния (системы военно-промышленного комплекса). Она легко согласилась на демонтаж всех тех "нецивилизованных" (т.е. отсутствующих на Западе) систем жизнеобеспечения, которые позволяли при весьма небольшом еще национальном богатстве создать всем гражданам достойный уровень жизни. Интеллигенция, шумно радуясь "освобождению мышления", с поразительной покорностью подчинилась гипнозу самых примитивных идеологических заклинаний, например, призыву перейти к "нормальной" экономике. И никто не спросил: каковы критерии "нормального"? Что же "нормального" в экономике, при которой все склады в России затоварены лекарствами, а дети в больницах умирают от недостатка простейших препаратов? Что нормального в том, что резко сократилось потребление молочных продуктов даже детьми — а молоко и сметана скармливаются скотине? Поражает та наглость, с которой лгут демократы в связи с экономикой. Вот, 2 ноября 1996 г. на ТВ поднята проблема банкротства АЗЛК — одного из автомобильных гигантов России, с 28 тыс. рабочих мест. Начальник комиссии по банкротствам г-н Мостовой, попыхивая сигарой, цедит: "АЗЛК будет продан за 1 доллар". Завод, который только что обновил все производственные помещения и установил новенькое, с иголочки, оборудование. Одно здание заводоуправления стоит сотню миллионов долларов. Ну, ладно, видно, настоящую цену мафия заплатит негласно. Дело в другом. Тут же появляется "эксперт" — бывший министр финансов Б.Федоров. С заботой о россиянах, которые страдали от тоталитарного советского АЗЛК: "В СССР нас обязывали покупать "москвичи", хотя при тогдашнем соотношении рубля и доллара советский человек за те же деньги мог купить прекрасный "форд"!". Представляете, в какой кошмарной экономике мы жили? И репортер не ахнул, услышав эту чушь. Не спросил: а как можно было за неконвертируемые рубли купить "форд"? И сколько он стоит хотя бы на доллары? И почему за границей "москвичи" за 12 тыс. долларов раскупаются быстрее, чем "форды"? Федоров врал спокойно, ибо знал: средний интеллигент поверит любому его бреду. На что же надеялась интеллигенция, приняв на веру миф о столь вопиющей неэффективности народного хозяйства СССР, что единственным выходом было признано его тотальное разрушение? Ведь самый заядлый романтик смутно все же подозревает, что какая-то система производства существовать должна, без этого не проживешь. И было принято, как сугубо религиозная вера, убеждение, будто стоит сломать эти ненавистные структуры плановой экономики, и на расчищенном месте сама собой возникнет рыночная экономика англо-саксонского типа. Надо только разрешить! Здесь проявилось мышление интеллигенции как больной гибрид самого вульгарного марксизма и обрывков западных идей с утопическими воззрениями. Для интеллигенции в перестройке как будто не существовало неясных фундаментальных вопросов, не было никакой возможности даже поставить их на обсуждение. Наша интеллигенция с юношеским энтузиазмом поверила в экономический либерализм (не читая, разумеется, ни Фридмана, ни фон Хайека) — одновременно продолжая исповедовать истмат в той мере, в какой он либерализму не противоречит (не читая также и Маркса). — 111 —
|