|
Вчитайтесь в эту сентенцию демократки Валерии Новодворской, которая является, несмотря на всю ее гротескность, важной частью демократического истеблишмента: «Свобода — это гибель. Свобода — это риск. Свобода — это моральное превосходство... Может быть, мы сожжем наконец проклятую тоталитарную Спарту? Даже если при этом все сгорит дотла, в том числе и мы сами...» [5]. Но ту же самую безжалостность по отношению к российским структурам, и отнюдь не только политическим, мы видим и у интеллектуалов Запада. Видный идеолог социал-демократии (бывший видный коммунист) Фернандо Клаудин утверждал, что речь в СССР должна идти не о реформе, а о «ликвидации путем разрушения всей экономико-политико-идеологической системы... о настоящей революции» [13]. То наполненное поистине религиозным смыслом понятие свободы, которому следуют радикальные «реформаторы», не оставляет русскому народу никакого шанса приобщиться к лику не только свободного человека, но и вообще человека. Ибо в голове у наших радикалов — культ сверхчеловека, убогая имитация Ницше. Та антропологическая модель, которая взята евроцентристами-радикалами за исходную базу их идеологического похода, неизбежно ведет к тоталитаризму наихудшего толка — к диктатуре ничтожного меньшинства, уверенного, что оно призвано командовать стадом, недочеловеками. Свойственное евроцентризму разделение человечества на подвиды перенесено российскими демократами внутрь страны и приложено к большинству населения. Никогда ранее в России элита (вернее, те, кто относил себя к элите) не осмеливалась декларировать такого презрения к народу своей страны, противопоставляя его меньшинству. Новодворская просто выходит из себя: «Холопы и бандиты — вот из кого состоял народ. Какой контраст между нашими самыми зажиточными крестьянами и американскими фермерами, у которых никогда не было хозяина!» [5]. Здесь мадам Новодворская ради красного словца переписывает историю, даже противореча основным мифам евроцентризма. Американские фермеры — согнанные с земли крестьяне Англии, прошедшие «нормальные» этапы рабства и длительного феодального период. Русские же крестьяне, напротив, так и остались «недоразвитыми», ибо не знали рабства и пережили (и то не во всей России) очень короткий период позднего, уже вырожденного феодализма, не успевшего разрушить коммуну. Именно у них не было хозяина. Но сегодня мы наблюдаем еще одно важное явления: новая элита, как будто чувствуя себя загнанной в угол, проявляет большую агрессивность по отношению к массе. Одновременно проявляется романтическая, почти болезненная солидарность между представителями «своего клана», что очень красноречиво выражают пропагандируемые телевидением «их» праздники, вечеринки, все эти «возьмемся за руки, друзья». Вот лирическое признание той же Новодворской: «Верочка Засулич стреляла в Трепова? Ее оправдали? Этой минутой я буду гордиться даже в акульих зубах. Трепов приказал высечь политзаключенного, студента, неформала. Я бы тоже стреляла в него...». — 85 —
|