|
Цензура как институт, как нормативно-правовое предписание в основном касается СМИ, интернета, издательской деятельности, наружной рекламы, то есть неких материальных инфраструктур распространения информации и формализованной информационной деятельности. Границ целесообразности и ответственности за успех своей страны тут на самом деле две. Одна формальная, а другая внутренняя, которая пролегает в каждом человеке. Существует еще один вид цензуры. О нем и идет речь! О такой цензуре классики писали много раз, напоминали о ней в образах: «как бы чего не вышло». Это – самоцензура. Учитель Беликов (А. П. Чехов, «Человек в футляре») был крайне осторожным человеком: «Для него ясны были только циркуляры и газетные статьи, в которых запрещалось что-нибудь… В разрешении же и позволении скрывался для него всегда элемент сомнительный, что-то недосказанное и смутное. Когда в городе разрешали драматический кружок, или читальню, или чайную, то он покачивал головой и говорил тихо: „Оно, конечно, так-то так, все это прекрасно, да как бы чего не вышло“». Многое в жизни Отечества повторяется. Персонаж сатирической сказки «для детей изрядного возраста» М. Е. Салтыкова-Щедрина – пескарь, который «жил – дрожал и умирал – дрожал». Вся его пескариная премудрость состояла в том, чтобы прозябать в своей темной норе, дрожа за свою жизнь, и «не высовываться» – во всех смыслах этого выражения. Сатирик на самом деле изображал российскую интеллигенцию, чью общественную позицию он уподобил поведению пескаря, озабоченного только выживанием. Есть и более пронзительные образы. Н. А. Некрасов («Кому на Руси жить хорошо»): «Люди холопского звания – сущие псы иногда: чем тяжелей наказания, тем им милей господа». Такое неизбежно имеет закономерный конец. Кто-то скажет, что это все истории и историйки. Ныне интеллигенция просвещенная, с достоинством. А вот оцените прямую речь современного талантливого журналиста, искреннего и хорошего человека, русского патриота. Вот эта прямая речь. «Либералы и революционеры, будучи одного поля ягодами, часто сравнивают охранителей с верными псами, готовыми преданно служить хозяину в любой ситуации и при любом состоянии. Как бы плохо ему ни было, как бы непонятны ни были действия того, кому предан, пес всегда будет биться за него до последней капли крови. Они говорят об этом презрительно, видят в этом рабское и ничтожное. Сами, в сущности, рабы, они не понимают святости служения и самопожертвования, духовной высоты долга и верности, того, что искренне служить может только истинно свободный человек. Да и в животном мире есть ли что-либо более великолепное, чем верность пса? Будучи заложниками лживой пропаганды эгоистической „свободы“ и сатанинской гордыни, не глядя глубже прагматической поверхностной необходимости, они не способны увидеть тайного смысла в иррациональном подчинении тому, кому суждено и дано править русским народом. Довериться его чутью и охранять его от нападок врагов и лживых языков. Добровольно возложить на себя полное ему подчинение, положить жизнь за него, растворить свое „я“ в Помазаннике, его судьбе, которая всегда величественна и трагична. Либерал со своими примитивными суждениями о власти, государстве, народе не способен понять это. В то время как для русского человека это более чем естественное отношение к власти и государству. Он возмущается над этим, высмеивает „рабскость“ и „облизывание“, играет остроумными словечками – в сущности же сам смешон и мелочен. Так же многие недалекие люди возмущаются выражением „раб Божий“ – почему раб? к чему такое самоуничижение? я ведь свободная личность! Болезные, они считают себя самодостаточной единицей, разумной обезьяной, пупом земли и неба… — 53 —
|