Если Гимпель и Эко ограничиваются Средневековьем, то Ив-Мари Лолан углубляется еще дальше в прошлое. Он говорит о Древнем Риме и Византии. По его мнению, Запад ныне оказался положении, сравнимом с положением Римской империи III века н. э. эпохи кризиса империи, от последнего Севера до Диоклетиана. Тогда оформились две стратегии выхода из кризиса — стратегии Рима (Западной части империи) и Византии (Восточной части). Западная стратегия оказалась ошибочно-пораженческой, Запад пал в V веке н. э. Византия дожила до XV в. И хотя в момент падения Константинополя у императора было всего лишь 15 тыс. человек на стенах против 150 тыс. Мехмеда II, а византийские схоласты во время турецкого штурма были заняты спорами о том, какого пола ангелы, Византия тем не менее просуществовала десять веков — тысячу лет, почти столько же, сколько и Рим (республика плюс империя), при этом — в более сложном и опасном окружении, чем Рим. Византийская стратегия выживания, основанная на военно-техническом преимуществе, выгодных политических союзах, умелом использовании наемников и обеспечении политической стабильности — вот возможная модель для современного Запада, считает Лолан.[60] А ведь Лолан — человек сугубо практический, он не просто специалист по экономике и геополитике (хотя и это тоже) — он работал и в Международном валютном фонде, и во Всемирном банке, и в структурах НАТО. И если такой практически ориентированный человек заговорил о необходимости обратиться к моделям развития далекого прошлого — конца Античности и начала Средневековья, это о чем-то говорит. Но не означают ли призывы типа «Вперед, в прошлое» полного изменения историко-культурной или культурно-психологической ориентации европейского исторического субъекта, европейского человека последних двух столетий — Homo modernis? He свидетельствуют ли они о его отказе от направленности вектора развития в будущее, от христианской Стрелы Времени? Отказом от прогресса сейчас уже мало кого удивишь, об этом и так немало говорят. Здесь же речь идет о значительно более существенном развороте — из будущего в прошлое. Не разрыв ли это с христианской, европейской традицией? В том-то и дело, что нет. Напротив. Это доведение указанной традиции до логического конца. Суть в том, что именно Прошлое, а не Будущее и есть реальный финал, последняя фаза эволюции христианского исторического субъекта. Это — не парадокс, а логика развития определенной реальности. LXXIIЭто особая тема, и потому здесь о ней — кратко. Мы привыкли интерпретировать идею прогресса как футуристическую, как идею, имеющую отношение к будущему и только к будущему. В значительной степени это психологическая ошибка или, по меньшей мерс, историко-культурный самообман. По-настоящему, так сказать, качественно футуристическим всегда, устремленным только в будущее было христианство. Футуристическим было Средневековье, которое стремилось к Будущему и в Будущее-само-по-себе; в Будущем должно было произойти второе пришествие Христа, завершавшее Время, ломавшее христианскую «линейку» и отпиравшее Врата Вечности. Будущее — это то, после чего приходит Вечность, вслед за чем начинается Вечность. И потому Будущее — ценность. Оно ценно своей связью с Вечностью, тем, что оно является мостом в Нее. — 275 —
|