министром обороны России был назначен генерал Кобец. Его, как и Руцкого, считали одним из организаторов обороны Белого дома. Константин Иванович действовал, правда, гораздо осмысленнее, но зато Руцкой мог запросто зайти к президенту и лишний раз доложить о проделанной лично им работе. Назначение Шапошникова означало элементарное двоевластие: на одну армию приходилось теперь два законно утвержденных министра обороны - российский и союзный. От Бурбулиса поступила очередная записка. На этот раз он сообщал, что в Генштабе в пожарном порядке уничтожают документы, относящиеся к неудавшемуся путчу. Информацию Геннадий Эдуардович получил от старшего лейтенанта, который сам эти документы и уничтожал. Офицер оставил свой рабочий телефон и предупредил: если поступит приказ из Кремля, то он перестанет истреблять бумаги. Записочку я опять передал Борису Николаевичу, и он предложат мне немедленно позвонить по этому номеру. Трубку на другом конце провода действительно снял тот самый старший лейтенант. Борис Николаевич жестко сказал Горбачеву: - Прикажите старшему лейтенанту прекратить уничтожать документы. Пусть он все возьмет под охрану. Горбачев взял у меня трубку и представился: - С вами говорит президент СССР. Поскольку голос и говор у Михаила Сергеевича неповторимые, собеседник без колебаний ответил: - Приказ понял. Была ли на самом деле выполнена команда или нет, мы так и не узнали. Когда я в первый раз вошел в кабинет Горбачева, где он уже сидел вместе с Ельциным, Михаил Сергеевич очень тепло поздоровался со мной и, вздохнув, посетовал: - Вам повезло, Борис Николаевич, вас охрана не сдала, не то что моя. Шефу были приятны эти слова, он тогда гордился, что вокруг него верные люди. — 94 —
|