обстановку - офис в гостинице "Волга" под усиленным наблюдением, подъезды к гостинице под контролем, придуман план, как мою машину не подпустить к входу... Но ровно без семи минут первого я переступил порог "Рэдиссон-Славянской". Организаторы ликовали - пришло рекордное число журналистов за весь период существования международного прессцентра. До меня в этом же зале давал пресс-конференцию Чубайс, но такого ажиотажа не вызвал. Многим не хватило стульев, кто-то расположился на полу, а самые находчивые журналисты забрались на сцену, встали за спиной и едва ли не в ухо задавали вопросы. Почти час длилась пресс-конференция. Среди публики я заметил доверенных людей Гусинского-Березовского. Их постные, угрюмые физиономии стали для меня лучшим показателем успеха - значит, я повел себя так, как им меньше всего хотелось. По телевидению, во всех выпусках новостей постоянно показывали коротенькие отрывки из моего выступления. А на следующий день скандал раздули газеты. Главная цель была достигнута - "втихаря", бесшумно отправить меня в тюрьму стало невозможно. Дальнейшие события не имеет смысла описывать подробно. Из Тулы пришло письмо от местных жителей, они предлагали баллотироваться в депутаты Госдумы. И я решился. Меня поддержал генерал Лебедь. О нашей совместной с Александром Ивановичем акции в Туле президент высказался, мягко говоря, туманно: "Как тот такой же, так и этот, понимашь..." В гневе Борис Николаевич подписал Указ, согласно которому меня должны были уволить со службы с несправедливой формулировкой. Я обратился с иском в суд. Ельцина готовили к шунтированию, а я задумал подлечить колени. По иронии судьбы нам сделали операции в один день. А — 313 —
|