|
Госпожа Амалия сделала легкое движение рукой и, не глядя, приняла от Ганса подогретую салфетку. – Ценю ваше участие, господин майор. Но теперь я под защитой армии его величества, мне ничто не грозит, А что было, когда я ехала сюда! На дороге нам повстречалась целая банда казаков! Целая банда! Они окружили карету. Они хотели разорвать нас в куски! – И разорвали бы! – подхватила фрау Элиза. – Несомненно, – сверкнул моноклем майор. – Это сущие бестии. – У них такие шапки! Какие физиономии! Не знаю, как я не умерла от страха! – Сейчас, когда все затаив дыхание слушали ее, она и сама верила в каждое свое слово. – Но они не посмели! Нет. Не посмели! – Не посмели! – снова подхватила фрау Элиза. На секунду фрау Амалия вроде бы сбилась, потому что потеряла нить – почему казаки не разорвали их, почему они не позволили себе такой маленькой радости. Но тут господин майор любезно пришел ей на помощь. – Они не посмели потому, что знали – армия его величества не простит им! – Совершенно верно! – обрадовалась Амалия. – Именно это я и хотела сказать. Они испугались, что армия его величества не простит им. И поэтому обратились в бегство. Все до одного. Они были такие смешные, когда скакали от нас что есть мочи! – Один даже упал! – подсказала фрау Элиза. – Да, – согласилась Амалия. – И не один. Никто не смотрел на студента. И никто не видел его лица. Но если б кто-нибудь взглянул на него в ту минуту, он увидел бы человека, который познал, в чем могло бы быть высшее его счастье: оказаться там, на дороге, и умереть со шпагою в руке, защищая фрау Амалию. На следующий день поутру, когда только закладывали экипаж, компаньонка поведала ей дурную весть. Свистящим шепотом она сообщила, что новый лакей оказался отъявленный плут и мошенник. Оказывается, он картежник. Слуги донесли ей, что вчера, когда господа легли спать, он играл в карты со старым и добрым Фрицем. И даже проигрался ему. Этот злодей проиграл старому и доброму Фрицу вперед все свое месячное жалованье. Глаза фрау Элизы были круглые от ужаса, светился же в них отнюдь не ужас, а торжество. Это была бескорыстная радость человека, который узнал о другом дурное. Но госпожа оказалась слишком снисходительна. Ах, у нее такое доброе сердце! Она только отчитала Ганса и сказала, что, если еще раз услышит о его скверных привычках, сразу же рассчитает. Ганс просил прощения и плакал. В конце концов госпожа простила его. Фрау Элиза вздыхала. Госпожа вечно портит прислугу своей добротой. — 64 —
|