|
Даже дипломат не может говорить о родине спокойно. Неожиданное возвращение Виткевича вместе с афганским послом, доверенным лицом эмира Дост Мухаммеда, произвело в Оренбурге впечатление, грому подобное. Сначала Перовский оцепенел от радости. Потом объявил Ивану свой восторг, как всегда, бурно. Губернатор увез Виткевича и Хуссейна-Али к себе домой, и там, запершись в кабинете, они проговорили часа четыре кряду. Когда беседа закончилась, Перовский сказал Ивану: – Два дня на отдых, а потом в Санкт-Петербург. К канцлеру Карлу Васильевичу Нессельроде. – Губернатор улыбнулся и добавил: – Эк мы им, столичным, нос утерли, а? – Ваши друзья о вас лестно отзываются. Это склонило меня к тому, чтобы предложить вам работать под моим началом, в азиатском департаменте, – не глядя на Виткевича, сказал Нессельроде и брезгливым движением руки поправил на столе бумаги. Виткевич чуть заметно улыбнулся. – Покорно благодарю, ваше сиятельство. Но работать в учреждении столь высоком, не зная Востока настоящего, не слишком ли большая честь для меня? Нессельроде быстро взглянул на Виткевича и почесал задумчиво кончик носа. Подошел к маленькому, орехового дерева секретеру и достал оттуда что-то блестящее. Вернулся к столу и протянул Виткевичу орден. – Поздравляю вас, – сказал канцлер. Помолчав немного, закончил: – Ступайте, я подумаю о вашей дальнейшей судьбе… Через неделю, облеченный полномочиями дипломатического агента, Иван Виткевич был отправлен через Тифлис и Тегеран в Кабул, ко двору афганского эмира Дост Мухаммеда. Притулившись в углу темной кареты, Виткевич неотрывно, тяжело думал о будущем. Оно представлялось ему темным, как осенняя дождливая ночь, и таким же грозным. Вспоминалась почему-то депеша от Перовского, полученная за день до отъезда. Генерал-губернатор писал Ивану, словно сыну, и не уставал в каждой строке предостерегать. Он предостерегал и от болезни, и от, плохих людей, и от сырого воздуха. «Я смотрю сердито, да с толком. У меня глаз верный, ты меня слушай», – вспоминал Иван слова губернатора… Иван отдернул занавеску. В карету вошел предутренний холод. В серой далекой дымке громоздились холмы, переходившие постепенно в торы. «Боже мой, – Иван зажмурился, задохнулся от счастья. – Азия там! Там простор, там радость!» Виткевич был убежден, что в Афганистане он сможет быть полезным и русским и афганцам, что его труд – изучение народов Востока, их литератур, обычаев, их языков, их истории – пойдет на пользу потомкам, сблизит внуков афганцев и русских. — 178 —
|