|
– Хан соизволит принять тебя на днях, посол, – сказал он. – А пока приготовь подарки для светлейшего хана, для меня и восьми беков. Беневени распаковал то немногое, что осталось, что сумели захватить с собой в далекий и трудный путь: пару черно-бурых лисиц, серебряные часы и кофейник английской работы, тот самый, что был с ним все эти годы, дюжину фарфоровых чашек, шесть кусков позумента, зеркало с рамкою из янтаря. Достум-бей осмотрел подарки, поджал тонкие губы и в ярости молча вышел из комнаты. – Он думает отделаться столь ничтожными дарами! – возмущался он во дворе, садясь на коня. – Бухарцев дарить умел! А отсюда хочет уехать даром! Начались переговоры через посредников и третьих лиц. – Я желаю добра послу, – говорил Достум-бей раздраженно. – Я желаю добра. Пусть посол к своим подаркам добавит серебряные пояса, которые могут доставить из Бухары, а здесь, в Хиве, пусть купит сукна. Я же выберу двух из его коней, что пойдут в подарок его величеству, хану хивинскому. Когда купцы принесли сукно, всесильный человек и любимец хана велел тайно отнести его к себе и отмерил там кусок себе на кафтан. У Беневени не было выбора. Участь князя стояла у него перед глазами. Должно было снести все вымогательства, всю алчность и всю ложь. Его люди и он сам должны вернуться в Россию. Наконец хан Ширгазы принял подарки и согласился на аудиенцию. Казначей Досим-бей, погубивший в свое время князя Бековича, сидел по левую руку хана. Он улыбался и кивал послу. Он знал – этот не уйдет тоже. Во всяком случае, уйдет недалеко. Незачем убивать его перед шатром хана, если это может быть сделано в пустыне. Незачем делать это ханским воинам, среди бродячих кочевников всегда есть охотники такого рода дел. Они уже знают. Они ждут только знака. И он, казначей Досим-бей, когда будет надо, подаст им этот знак. Поэтому казначей был особенно ласков с послом, был участлив с ним и любезен. Более того, он был искренен в этой любви и ласке. Так скрипач любит свою скрипку, а садовник – розы. Казначей вовсе не ненавидел Беневени, как не ненавидел он и князя. Можно ли ненавидеть людей, благодаря которым поднимаешься в собственных глазах, глазах хана, а главное – персидского двора? – Пусть скажет нам господин посол, какая страна нравится ему больше, Бухара или Хива? – Это был шутливый вопрос, но Беневени почувствовал в ханских словах ловушку. В чем ловушка, этого он не знал. Естественно, все ожидают, что он скажет, что Хива ему нравится, в Бухара – нет. Вопрос рассчитан на этот ответ. Значит, этого-то ответа он я не должен дать. — 142 —
|