Франция не могла простить России Венского мира, лишившего ее всех завоеваний Наполеона, и была резко настроена против внешней политики императора Николая I. С середины 1820-х годов в Париже стали появляться антирусские памфлеты, принижающие не только существующее в России правление, но и ее историю и национальные черты. Толстой выступил на защиту престижа своего Отечества. В 1825 году он подверг аргументированной критике «Обзор русской истории» Раббе. В 1827 году выступил против путевых заметок некоего Жака Ансело «Шесть месяцев в России», где тот в тенденциозной форме писал о варварстве всех без исключения русских, об их неспособности к самостоятельному правлению. Одним из самых громких скандалов, связанных с публикациями о России, стало издание в 1829 году в Париже записок Виктора Манье — французского офицера, бывшего инструктора в турецкой армии, плененного во время русско-турецкой войны 1828–1829 годов. Вернувшись из России после года, проведенного в плену, Манье в своих «Записках» обрушился на русскую армию, приписав ей многочисленные зверства, оказавшиеся на поверку вымышленными, а также дезорганизованность, слабость и отсталость, не гнушаясь самыми оскорбительными выражениями. Толстой ответил Манье брошюрой «Возражение французскому офицеру», где, по мнению современника, «выступил усердным и искусным защитником в чужих краях от нападений злобы и ненависти». Когда же Манье обвинил Толстого в клевете, Яков вызвал его на дуэль. Манье драться с ним не рискнул и больше в печати не появлялся. Эта история прибавила Толстому престижа в Санкт-Петербурге, в том числе и в сановных кругах. Еще с 1827 года он вновь получил возможность публиковать свои статьи в либеральном «Московском телеграфе». Но жизнь Толстого оставалась крайне стесненной. Перемены произошли не в доходах, а в его взглядах: Толстой заново пересмотрел свой долг перед Отечеством. В письме брату Ивану от 13 августа 1830 г. он прямо писал: «…если бы наше правительство захотело употребить меня здесь, я мог бы принести ему большую пользу, так как знаю превосходно Париж с его духовной стороны и нахожусь в сношениях с влиятельными людьми, но мне трудно их поддерживать по причине крайней нищеты. Если бы генерал Закревский или глава его канцелярии в Генеральном штабе А.С. Меншиков и другие хотели бы восстановить мою честь в глазах Его Величества и употребили меня на дело здесь, то я был бы очень полезен». Три года спустя, в 1833 году полуголодная жизнь Толстого изменилась к лучшему после того, как в Париж на вновь утвержденную должность корреспондента Министерства народного просвещения прибыл 25-летний князь Элим Петрович Мещерский. Несмотря на молодой возраст, князь к тому времени имел опыт пятилетней дипломатической службы в Дрездене и Турине. Перейдя из ведомства канцлера Нессельроде в ведомство графа Уварова, он за короткий срок успешно освоился на новом поприще. Круг его служебных обязанностей помимо изучения системы образования и общего состояния наук в Европе включал также анализ местной политической жизни и прессы. Его донесения направлялись не только министру просвещения Уварову, но и шефу III отделения Бенкендорфу. Для своей работы Мещерский привлек Толстого, который был тогда, вероятно, лучшим российским экспертом по Франции, постигнув ее изнутри за долгие годы жизни там. — 103 —
|