|
— Есть принять взвод, товарищ старший лейтенант! — чуть помедлив, выдавил я. — Мы сделаем все, что в наших силах. — Вот и хорошо. Успеха, друзья! На прощание Севриков крепко и сердечно пожал мою руку, потонувшую в его крепких и жестких ладонях, а потом попрощался и с моими товарищами. Первое, что бросилось в глаза после ухода офицера, — экипировка пехотинцев. Они натянули на себя весь скарб, все свои нехитрые пожитки, которые теперь рогато топорщились из-под объемистых маскхалатов. Обращаюсь к солдатам, стоящим поблизости: — К чему приготовились, товарищи? — К наступлению, — последовал ответ. — А куда наступать будем? — Вон на ту высоту. — И один из них указал в темноту. — Вчера днем ее хорошо было видно. — А потом? — Потом… — последовала затянувшаяся пауза, — потом двигаться дальше… Мне стало ясно. Толком своей задачи взвод не знает. Пока темно и до восьми часов остается еще восемнадцать минут, надо принимать решительные и неотложные меры. Времени в обрез, и мне одному с этим не справиться. Как я сумею в столь сжатый срок подготовить людей к бою и выполнить во что бы то ни стало поставленную задачу? Конечно, что-то могу сделать, но этого, бесспорно, мало. Остается только одно — готовить их к бою, а разведчики должны увлечь за собой взвод во время атаки, быть им примером. Объясняю им суть своего решения, и они расходятся. «А о чем думают сейчас в эти минуты мои друзья-разведчики в своей новой роли?» Эта мысль теперь не давала покоя, хотя о каждом из них я знал: кто где родился, кто любит фантастику, а кто боготворит Пушкина… Федя Ковальков — смел, удачлив. Был парнем открытым, прямым и не всегда деликатным. Из семьи кадрового военного. С его слов, отец до войны командовал кавалерийским полком, а теперь дивизией. Днями Федю вызывали в штаб дивизии по письму матери, которая просила откомандировать сына в соединение отца. Федя от такого заманчивого предложения категорически отказался, хотя некоторые из нас, разведчиков, откровенно не разделяли его решения. — Вы что, — вскипел он, и лицо его стало злым, покрылось пятнами, — хотите, чтобы я около отца отирался и на меня другие пальцем показывали? Я так не могу, да и отец едва ли одобрил бы мое появление у него под боком. Саша Рыжков — подвижен, но не суетлив, в основном молчун, не по годам рассудителен. Перед тем как сказать, взвесит каждое слово. Днями, когда, казалось, все возможности вынести из-под носа у немцев тело убитого разведчика были исчерпаны, он вызвался один и вынес. — 73 —
|