Очерки истории российской внешней разведки. Том 6

По своему характеру и личностным данным Наджибулла вовсе не отличался беспощадностью, хотя в нужные минуты мог проявить твердость, а иной раз и жестокость. Он был сыном своего народа, и как афганцу ему, несомненно, были свойственны и хитрость, и коварство, и лукавство. Но факт остается фактом: при нем гуманные дела и терпимость явно преобладали в работе ХАД-СГИ-МГБ над их карательными и репрессивными функциями. Нельзя не учитывать и афганские, в частности пуштунские, обычаи, традиции, устойчивые мерки, которыми они привыкли мерить людей. Они уверены, что начальник должен быть властным, твердым и авторитетным, а при необходимости — решительным и даже жестоким, иначе он не начальник. Если он многословен, если он не приказывает, а уговаривает, а еще хуже — упрашивает, то такой человек не может быть руководителем, не может заслуживать доверия, его будут считать слабым и никчемным начальником. Наджибулла, конечно, учитывал эти особенности афганцев, однако, как правило, не повышал голоса, распоряжения его были краткими и ясными. В глазах и его сторонников, и его противников Наджибулла был сильной личностью, с ним считались, его побаивались. Иметь дело с ним соглашались даже непримиримые противники кабульского режима. Известный полевой командир Ахмад Шах Масуд даже предлагал ему свою помощь, чтобы он не попал в руки наступавших в 1996 году на Кабул талибов. Важно отметить при характеристике Наджибуллы как руководителя тот факт, что он, несмотря на свою принадлежность к «парчамистскому» крылу НДПА, сумел остаться вне фракционной борьбы и внутрипартийных распрей. Пожалуй, он был одним из очень немногих «парчамистов», которого функционеры «халькистов», занимавшие руководящие посты в армии, МВД, других ведомствах, признавали и с которым были готовы сотрудничать.

Став в свои 32 года во главе органов безопасности, Наджибулла за пять лет, что он проработал на этом посту, приобрел большой опыт государственной, политической и хозяйственной деятельности. Ему приходилось вникать в самые разные проблемы: от организации дела на объектах энергетики, где было много саботажников, налаживания партийной работы на территориях, занятых моджахедами, до распределения спичек и муки, поступавших в качестве гуманитарной помощи. После его вынужденного ухода с политической сцены население страны не раз требовало его возвращения к власти, помня, что при нем наступили некоторая стабилизация положения и оживление экономической жизни, порядок преобладал над хаосом.

К 1984 году в развитии афганского кризиса обозначились перспективы его возможного разрешения с помощью новых подходов, отказа от проводившегося до сих пор курса, когда основная ставка делалась на военную силу и принуждение. В Москве видели, что добиться урегулирования афганской проблемы военными средствами и прямой поддержкой непопулярного режима Б. Кармаля невозможно, ресурс укрепления позиций просоветского правительства практически исчерпан, что нужно с учетом реальности переходить к новой политике. Отметим, что в представительстве КГБ в Кабуле это поняли, быть может, раньше других, и в Москву направлялись предложения о путях поиска новых решений. Советские военные советники также докладывали в Центр, что «операции приобрели характер полицейских, карательных мер, в результате мы втянулись в войну с народом, а она бесперспективна», и были правы, ибо реально оценивали обстановку.