Я отделался от него самоуверенной ухмылкой, заверив его, что я уже почти закончил и все нормально. Кивнув, он ушел. Но мне запомнилось его предположение, что завтра я не приду на работу. Прямо на месте моя решимость продолжать жить так, как я жил, стала разваливаться. Я ходил ежедневно к двум проституткам, и в то же время продолжал поддерживать свой фальшивый мистический имидж. Все, чего я достиг – это стал смешным в глазах Чарулаты, единственного человека, для которого я действительно что-то значил. Даже мама была уже сыта всем этим по горло. И в довершение всего этого я сидел в «ТВС» как дикий зверь в клетке. Я хотел на свободу. Я закончил работу в 10 часов. Я сделал запись о моей собственной зарплате, и положил деньги в карман. Сторож выпустил меня на улицу через служебный вход. Я минуту постоял перед заводом, пристально гляда на его монолитный массив, который в матовом свете фонарей казался нелюдимым неподвижным индейцем. «Больше никогда в жизни», — шепотом поклялся я. Я сел в авторикшу, и поехал в свою квартиру в районе борделей. Хозяин этой квартиры, Мр. Йозеф, был директором христианской школы. У него была привычка по вечерам напиваться виски, и сейчас он был уже пьян в стельку. Дверь была приоткрыта, и он валялся на полу, все еще держа бутылку в руке. Я оставил записку возле зеркала в моей спальне, для тех, кто мог искать меня из компании: «Пожалуйста, больше не ищите меня. Я покинул Салем. Если когда-нибудь я смогу снова стать полезным, я вернусь». Я вытащил из конверта десять 20-ти рупиевых купюр и написал на конверте записку М-ру Йозефу: «Пожалуйста, передайте эти деньги моей матери». Положив в карман 200 рупий, я положил конверт и ключ от моей квартиры на матрас в его комнате. Я знал, что М-ру Йозефу можно доверять в этом поручении. Несмотря ни на что, он был хорошим христианином. Я на цыпочках обошел его храпящую фигуру и вышел из дома, тихо прикрыв за собой дверь. Было почти 11. Парадная дверь дома выходила на высокоскоростную магистраль, которая проходила через весь город; по ней ходили автобусы-экспрессы до Мадраса. Пока я ждал под неисправной мигающей неоновой трубкой, боровшейся за жизнь среди облака мошкары, мной завладели тяжелые думы. Вскоре пришел автобус и я подошел к нему, помахав на прощание рукой. Тощий кондуктор с густой шевелюрой и небритой щетиной открыл заднюю дверь. Я попробовал войти, но он загородил вход. «Куда вы направляетесь?» Я спросил: «А куда идет автобус?» Он повторил свой вопрос, и я повторил мой. Он выругался и громко сказал: «Что за глупые разговоры в такое время! Заходи!» Я сел и автобус поехал. Кондуктор подозрительно рассматривал меня на расстоянии. Через полчаса он сел рядом со мной и сказал, с нервным смешком, «Ну, хоть теперь вы можете сказать мне, куда же вы едете?» Деревянным голосом я ответил: «Я снова спрашиваю вас, куда идет автобус». Он покачал головой, пробормотав что-то себе под нос, и затем устало сказал: «Автобус едет не иначе как в Аракконам». Без лишних разговоров я заплатил за проезд. — 52 —
|