Записные книжки

Вверить себя какой‑то организации, отдаться какой‑то вере или деятельности значит принадлежать им — это негативное обладание; а позитивное — обладать самому. Негативное и позитивное обладание — это делание добра, изменение мира и так называемая любовь. Контролировать другого, формировать другого во имя любви означает потребность обладать, потребность найти в другом защиту, безопасность, поддержку, утешение. Забвение себя, достигаемое через другого, через какую‑то деятельность, ведёт к привязанности. От этой привязанности приходят скорбь, отчаяние, и отсюда реакция — отстраниться. Из этого противоречия привязанности и отстранённости возникает конфликт и разочарование.

Нет способа бегства от одиночества: одиночество — факт, а бегство от фактов порождает смятение и скорбь.

Но не обладать ничем — необыкновенное состояние, не обладать даже идеей, не говоря уж о человеке или о вещи. Когда идея, мысль укореняется, это уже стало обладанием, и тогда начинается война за освобождение. И эта свобода — вовсе не свобода; она лишь реакция. Реакции укореняются, и наша жизнь — почва, в которой выросли корни. Отсекать все корни, один за другим, — это психологический абсурд. Это невозможно. Нужно только видеть этот факт, одиночество, и тогда всё прочее исчезает.

30 июня

Вчера во второй половине дня было плохо, очень плохо, почти невыносимо; так продолжалось несколько часов.

Гуляя, в окружении этих лиловых голых скалистых гор, внезапно ощутил уединённость. Полную уединённость. Повсюду была уединённость; в ней было огромное, неизмеримое богатство; в ней была красота, недоступная мысли и чувству. Она не была неподвижной, она была живой, движущейся, заполняющей каждый угол и уголок. Высокая скалистая вершина сияла в заходящем солнце, и сам этот свет и цвет наполняли небеса уединённостью.

Она была неповторимо одинокой, не изолированной, а одинокой, подобно капле дождя, которая содержит в себе все воды земли. Она была не радостной или печальной, а предоставленной самой себе. У неё не было качества, формы или цвета; это сделало бы её чем‑то опознаваемым, измеримым. Она мгновенно вспыхнула и обрела жизнь. Она не росла, не развивалась, а присутствовала во всей своей полноте. Не было времени созревания; корни времени — в прошлом. Это было состояние без корней, без причин. Таким образом, оно совершенно «новое» — состояние, которого никогда не было и никогда не будет, потому что оно живёт.

Изоляция известна, как и одиночество; они опознаваемы, потому что часто переживались, в действительности или в воображении. Сама их известность порождает определённое самодовольное презрение и страх, из которых возникают цинизм и боги. Но самоизоляция и одиночество не ведут к уединённости; с ними нужно покончить, не для того, чтобы чего‑то достигнуть; они должны умереть так же естественно, как увядает нежный цветок. Сопротивление порождает страх, но принятие тоже. Мозг должен дочиста отмыться от всех этих выдумок и ухищрений.