|
секты, как анабаптисты, конгрегационалисты, социниане и бессчетное множество других. На Востоке подобное движение, лишенное любого политиче-скогоили (как явно направленное против традиционной веры) общест-венного значения, могло привести к появлению лишь отдельных религиозных реформаторов, просвещенных святых, новым религиозным течениям с соответствующей культурной традицией и общественной практикой; на Западе неизбежным и предопределенным следствием этого движения стали атеизм и отделение церкви от государства. Поставив в начале под сомнение конвенциональные формы религии, посредничество священнослужителей между Богом и душой и подмену авторитета Священного Писания авторитетом Папы, освобождающаяся мысль не могла не пойти дальше и не усомниться в самом Писании, а затем и во всякой вере в сверхъестественное, религиозной вере или сверхрациональной истине не меньше, чем в формальной доктрине и институте церкви. Ибо эволюция Европы определялась скорее Ренессансом, чем Реформацией; своим расцветом в эпоху Возрождения она обязана возвращению и мощному подъему древнего греко-римского менталитета, а не иудейскому и религиозно-этическому характеру периода Реформации. Ренессанс вернул Европе, с одной стороны, вольную любознательность греческого ума, его упорное стремление найти первоначала и рациональные законы, радость интеллектуального исследования действительности при помощи непосредственного наблюдения и индивидуального рассуждения; с другой стороны - широкую практичность Рима и его способность приводить жизнь в гармонию с соображениями материальной пользы и здравого смысла. Но обеим этим ли-ниям развития Европа следовала со страстью, серьезностью, нравственным и почти религиозным пылом (не свойственными древнему греко-римскому менталитету), которыми была обязана многим векам иудейско-христианского порядка. Таковы были источники, к которым обратилось западное общество индивидуалистического века в поисках того принципа устройства и управления, в котором нуждается всякое человеческое общество и который в более древние времена человечество пыталось осуществить сначала воплощая в жизни фиксированные символы истины, затем создавая этический тип и дисциплину, и наконец устанавливая непогрешимый авторитет или стереотипную конвенцию. Очевидно, что неограниченная свобода индивидуального знания или мнения при отсутствии каких-либо внешних критериев или ка-кой-либо общепризнанной и основополагающей истины представляет опасность для нашей несовершенной расы1. Вероятно, она приведет скорее к постоянным колебаниям в мыслях и — 14 —
|