Человек - оркестр

Достаточно упомянуть, что одна из первых физиогномиче­ских систем появилась в Китае примерно в третьем веке до нашей эры и разрабатывается до сих пор. Китайцы делят лицо на три горизонтальные зоны, каждой из которых приписыва­ется особое значение в определенном возрасте. Так, верхняя зона, от волос до бровей, интерпретируется как указывающая на интеллектуальные возможности и условия жизни в детстве; средняя зона (от бровей до кончика носа) – связывается с подвижностью духа, силой личности, самоконтролем и особен­но важна от тридцати пяти до пятидесяти лет; низ лица опре­деляет способность к привязанностям и вероятность успеха в жизни, лучше всего эта зона читается у пожилых людей. В китайской физиогномике сложились весьма строгие каноны – так, для определения сочетания черт лица есть специальные карты, число которых колеблется от 111 до 130, в зависимости от школы, к которой принадлежит физигномист.

В Европе физиогномические системы, как и многое другое, появились позже и тоже благополучно дожили до нынешнего века – кстати, цитированная выше работа И.А.Сикорского носит название "Основы теоретической и клинической психи­атрии с началами физиогномики". В самой возможности через черты лица заглянуть в характер, прошлое и будущее человека заключено, конечно, что-то очень притягательное. Но, види­мо, именно не всегда состоятельная претензия на объяснение сложного через простое побудила того же Г.КЛихтенберга сказать о знаменитой физиогномике Лафатера: "По-моему, эта теория представляет в психологии то же, что и весьма интересная теория в физике, объясняющая свет северного си­яния блеском чешуи селедок".

Физигномические стереотипы, слившись с житейскими, породили целый набор всем известных расхожих интерпрета­ций внешности: полные губы непременно означают чувствен­ность, высокий лоб – столь же высокий интеллект и т.д. и т.п. Ко всему этому трудно относиться серьезно, и все же каждый знает, что в лице отражается внутренний мир человека. В своих ежедневных наблюдениях и практических выводах из этих наблюдений мы в гораздо большей степени полагаемся не на анатомические соотношения как таковые, а на интерпрета­цию живых проявлений внутреннего состояния или отношения к чему-либо в мимике человека. При этом для наблюдательно­го партнера важны не только внятные и определенные "выра­жения лица", но и следы контролирующих самовоздействий, частичные и мгновенные реакции, рассогласования в "поведе­нии" отдельных частей лица. Более того, в сфьрмировавшемся мимическом почерке всегда представлены не только реакции момента, но также наслоения характерных, преобладающих реакций, день за днем отпечатывающихся в лице. Разные лица одного и того же человека чем-то связаны, объединены и "про­глядывают" сквозь сиюминутное выражение – но лишь для проницательного наблюдателя, не довольствующегося очевид­ным впечатлением. Как заметил Ф.М. Достоевский, "фотогра­фические снимки чрезвычайно редко бывают похожими, и это понятно. Сам оригинал, то есть каждый из нас, чрезвычайно редко бывает похож на себя. В редкие только мгновения чело­веческое лицо выражает главную свою, свою самую характер­ную мысль. Художник изучает лицо и угадывает эту главную мысль лица, хотя бы в тот момент, когда он описывает, и не было ее вовсе на лице".