Человек - оркестр

Между тем, ошибкой было бы думать, что в аутокоммуни-кативном поведении разыгрываются отношения только между непосредственной, импульсивной внутренней жизнью и "пра­вильными" контролирующими влияниями. Смутные догадки о важном, интуитивно верные решения, разнообразие и имп­ровизация в общении – вот лишь несколько позитивных "вы­ходов на поверхность" аутокоммуникативного слоя. Не слу­чайно так часто акт творчества, притом не только художест­венного, предваряется и сопровождается ощущением отчетли­вой физической активности: "Кто сказал, что думают одним мозгом!.. – Всем телом думаешь" (Золя). "Думание телом", конечно, не тождественно собственно аутокоммуникации, но, как и всякое другое думание, время от времени требует уча­стия внутреннего диалога – в данном случае также несловес­ного. А это, в свою очередь, возможно только тогда, когда человек готов почувствовать и принять смутные, противоречи­вые, иногда пугающие образы себя самого, своих желаний, несовершившихся действий, забытых или еще не полностью родившихся состояний. Умение позволить существовать своим разным, а не одним лишь предписанным или, по меньшей мере, понятным реакциям, тем более – умение их чувствовать, по­нимать и жить с ними в мире, встречается редко, но может быть развито.

5. Невидимая нитка

Еще одно важное свойство несловесного коммуникативного поведения – его способность к своеобразному, отличному от словесного, обобщению. Строго говоря, даже самые обычные, бытовые жесты являются довольно глубокими символами: жест запрещающий как бы что-то перечеркивает или выстра­ивает преграду; разводя руками в недоумении, мы их оставляем без внятной направленности – они как бы "не знают", что тут можно сделать, и т.д. В принципе все несловесное общение построено, как своеобразная языковая система со своим слова­рем, грамматикой и всем, чему положено быть у языка, но все же этот язык (скорее, система языков) – нечто качественно иное. Он менее определенен и четок, чем любой из "настоя­щих" языков, больше зависим от контекста, но ему доступна такая многозначность и объемность, какие бывают у слов, по­жалуй, только в художественных текстах.

Особенно интересно в этом плане наблюдать и анализиро­вать не простые жесты-знаки вроде приветствия, а ту сложную и запутанную психофизическую жизнь, которая ни на минуту не затихает и составляет основной объем коммуникативного поведения[3]. Обратимся вновь к Толстому:

«– Хорошо, я поговорю. Но как же она сама не думает? – сказала Дарья Александровна, вдруг почему-то при этом вспо­миная странную новую привычку Анны щуриться. И ей вспом­нилось, что Анна щурилась, именно когда дело касалось заду­шевных сторон жизни. "Точно она на свою жизнь щурится, чтобы не все видеть", – подумала Долли».