|
В армиях Китая обязательно полагался штат доносчиков, а тюрки, находившиеся на китайской службе, этого не терпели, и раскрытых доносчиков убивали. Представители двух великих суперэтносов никак не могли ужиться рядом. "Опыт истории показал, что с китайцами лучше жить в мире и порознь". Но это достижимо только тогда, когда первоначальный импульс, преобразующий население "Срединной равнины" в новую этническую систему, теряет инерцию. Но пока эта инерция есть, было необходимо защищаться до последней стрелы. И не потому, что китайцы - дурные люди, или был плох китайский феодализм, или в Китае правили жестокие деспоты, а потому, что для того, чтобы ужиться с китайцами, надо самому стать китайцем. Это значит, что надо забыть все традиции, полученные от предков, все навыки культуры и быта, все нормы этики и идеалы красоты, а вместо них воспринять те, которые, сложившись в Китае за тысячелетия, сильны потому, что неосознанно считаются единственно правильными. Это и есть этно-психология. Далеко не каждый способен на такую внутреннюю ломку, даже если он на нее согласен. А тогда ему не выжить, даже если его не убьют. Будучи чужим, он не найдет защиты в суде, не продвинется по службе, не сможет завести семью и воспитать детей. В лучшем случае, реликтовые этносы, вроде мяо, лоло и т.д., живут в своих деревнях под защитой тропических джунглей, но и их число уменьшается на глазах историков. Но как только инерция этногенетического взрыва иссякает, китайцы превращаются в милых, трудолюбивых и честных людей. Такими и застали их первые синологи в XVIII веке. Теперь, имея историческую перспективу, мы можем сделать вывод, и даже не один, а два. во-первых, пресловутое миролюбие китайцев мнимо. Оно было вынуждено тяжелыми поражениями и иноземным владычеством, а отнюдь не национальным психологическим складом. Как только Китай набирал силу - он начинал расширяться по всем направлениям. Конечно, и в Китае с глубокой древности имелись противники завоевательных войн, но правящие круги с ними не считались, и война с варварами, т.е всеми соседями, была три тысячи лет лейтмотивом китайской внешней политики. Во-вторых, нет никаких оснований считать тюрков, монголов и маньчжуро-тунгусов народами близкими Китаю. Культура, быт, языки и происхождение их были совершенно иными, а историческая закономерность сделала кочевников и китайцев врагами. Никак нельзя считать случайностью то, что по линии Великой китайской стены 2000 лет шла почти непрекращающаяся война, в которой хунны, тюрки, а затем монголы отстаивали свои родные степи от гораздо более многочисленного, хитрого, жестокого и прекрасно вооруженного противника. Не случайно и то, что даже метисация тюрко-монголов с китайцами на линии Великой китайской стены не дала положительных результатов. Слишком различны были эти народы для того, чтобы слиться воедино любым способом. — 168 —
|