...Я смотрю в окно из своего офиса и вижу берега Хайфского залива - вдали видна старинная крепость Акко. Я сижу за компьютером и складываю цифры (так я называю для себя участие в научной работе института). Иногда мы выходим в море, выполняя научную программу, набираем в память компьютера горы цифр и снова их складываем. У нас много водолазных работ от Акко до Ашкелона, но и под воду мы ходим в основном за цифрами. Море уже давно воспринимается всеми в виде формул и графиков, в то время как оно само, живое и дышащее, бьется о стены нашего института и иногда, во время сильного шторма, разносит наш цементный забор, заливая двор и нижний этаж. Словом, я чем-то занимаюсь, и это моя внешняя жизнь. А внутренняя - наполненная и захватывающе интересная для меня самого - течет параллельно внешней и никогда с ней не пересекается. Сейчас начало лета, и у нас в институте затишье - время отпусков. Море легко касается внешней стенки здания, чувствуется его дыхание, слышен рокот прибоя и легкие всплески волн. Я снова мысленно обращаюсь к событиям той ночи 13 декабря 1974 года. Это не был побег в прямом смысле - из тюрьмы, от чумы или от долгов. Это не было и стремление к абсолютной свободе. К этому времени я уже додумался, что бежать можно только из одной тюрьмы в другую, а свободу обрести с помощью неимоверных усилий изменением своей внутренней природы. Я не искал никаких материальных благ - за морями меня, скорее всего, ожидала такая же, как и здесь, зависимость от обстоятельств. Побег с корабля был духовным испытанием, научно-мистическим экспериментом или познанном себя - как угодно. Я не планировал побег, как люди планируют экспедицию или собираются в дальнюю дорогу. И в то же время я был готов к побегу в любой благоприятный момент. Нельзя сказать, что меня гнали прочь политические причины. Я чувствовал, что советская власть - это скрытое зло, и оно в той или иной мере присутствует во всем, что окружает меня. У меня было две возможности - изменить мир или изменить себя. Мои друзья диссиденты занимались первым, мои друзья христиане, йоги, буддисты - и я вместе с ними - пытались изменить себя. Я подчинялся какой-то функции, но делал из себя человека, не был винтиком в общем механизме. Йога была мне нужна не как система упражнений, а как система освобождения. Занятия йогой в условиях крайней несвободы - это постоянное преодоление. Каждый момент в йоге давал мне капли свободы. Мне никто не мешал, я ковал себя. Я искал способ по-настоящему опробовать свои силы, я желал совершить обряд Действия. В любом правильном действии должна присутствовать радость от его совершения, страсть, обнаженное чувство и обостренное внимание. Жизнь - это когда смерть стоит за плечами. Если ты в безопасности, ты не учишься. Внешняя часть выглядела как побег из одной страны в другую во времени и пространстве; внутренняя была в испытании "здесь и теперь" - на палубе корабля, в океане, на тропическом острове - в каждый данный момент. Смысл испытания был в изменении или, точнее, в разрушении своего прежнего "я". Конечная цель - выдержать, и совсем несущественно - выжить или умереть. — 89 —
|