Один в океане

Все, что я делал до этого, можно назвать гимнастикой, акробатикой, диетой, но только не йогой. С этого момента начинается самая трудная, самая опасная, с точки зрения учителей, но и самая интересная часть. Нужно добиваться утончения вибраций и держать йоговскую форму так же, как спортивную, потому что без практики она теряется, но зато и быстро возвращается, если снова начинаешь заниматься. Я провел один эксперимент в бассейне. Надев пояс с грузами, я ложился на край бассейна, приводил тело в вибрационный режим, затем, соскользнув осторожно в воду, ложился на дно и продолжал дышать в этом режиме. Я легко выдерживал четыре минуты, думаю, что, потренировавшись, мог был довести время под водой до пятнадцати минут. Никакой разницы нет, но нужна длительная тренировка. Чем тоньше вибрации и глубже расслабление, тем дольше можно находиться под водой.

Упражнения в утончении вибраций требуют аскетизма. Чтобы удерживать форму, нужно продолжать выполнять асаны, очищающие упражнения и сидеть на строгой диете, перемежая ее полными голоданиями по десять-двенадцать дней. И само собой, нужно учиться расслабляться все глубже и глубже. Утончение вибраций и расслабление, может быть, даже и есть один и тот же процесс, один шаг в расслаблении тут же ведет к утончению. Кофе и алкоголь, как я заметил по опыту, вызывают заметное огрубление вибраций. Я не пробовал никаких наркотиков, кроме марихуаны, не знаю, как влияют другие, но курение марихуаны необыкновенно глубоко утончает вибрации, недаром какой-то учитель предложил своим ученикам один раз попробовать покурить марихуану, чтобы прочувствовать, чего нужно добиваться с помощью упражнений йоги.

Примерно в это же время я первый раз столкнулся с паранормальным явлением.

Я жил на острове Ольхон, уединенно в лесу, в избушке, в стороне от поселка. Я работал на местной метеостанции инженером-гидрологом. Мои обязанности были несложными - собирать информацию с тринадцати метеостанций, разбросанных у северной части озера Байкал.

Люди жили в первобытных условиях, по две-три семьи на каждой станции. Вместо того чтобы проводить научные наблюдения, они предпочитали нарубить дров в лесу, растопить печь и сварить суп хотя бы один раз в день. Летом было трудно добывать воду ведром из-за штормов, а зимой нужно было долбить лед в полтора метра толщиной. Мужья сами принимали роды у жен. Болели редко, наверное потому, что в сотне километров не было ни одного доктора. Ближайшая больница была на острове Ольхон в нашем поселке. А в Иркутске, в центре информации, ученые-метеорологи ломали головы над мистикой цифр, делали феноменальные открытия, а потом, одумавшись, посылали запрос ко мне, чтобы я пробрался на станцию (по суше дорог не было, а морем или через лед добираться очень трудно) и еще раз проверил все наблюдения на месте. Я пытался обучить своих сотрудников прогнозировать данные, но их головы были так забиты дровами, детьми, стиркой, починкой, ревностью и еще бог знает чем, что я предпочел сам получать от них цифры, проверять и посылать их в научный центр. Чтобы хорошо справиться с этой работой, достаточно было уметь считать до десяти. Мой ум был свободен, что очень важно для практики йоги, моему уединению никто не мешал. Я вставал в пять утра и выполнял упражнения до восьми тридцати. С девяти до пяти я должен был сидеть за рабочим столом, где заодно занимался дыхательными упражнениями. С пяти тридцати до девяти я снова упражнялся дома, в девять ложился спать, еще час тренировался в вибрационном дыхании во время глубокого расслабления и примерно в десять засыпал. Спал я на медвежьей шубе, расстеленной на полу, - в избушке у меня ничего не было, кроме этой шубы и двух чемоданов.