«Складывается определенное отношение между человеком и ролью. Но это отношение соответствует определенной системе интеракции (фрейму), в которой роль получает внешнее воплощение и как бы мимолетно приоткрывает «я». Если так, то «я» — не какая-то сущность, частично скрытая за событиями, а изменяемая формула управления самим собой в заданных обстоятельствах. Точно так же, как ситуация предусматривает свое официальное изображение, за которым мы скрываем себя, она содержит указания на то, где и как мы должны себя обнаруживать; сама культура предписывает нам, чему надо верить, чтобы суметь проявить себя надлежащим образом» (пер. Р. Бумагина, Ю. Данилова, А. Ковалева, О. Оберемко.)101 Неудивительно, что главным источником неврозов в современном мире является кризис идентичности, а городской средний класс тоскует о возвращении к более простому существованию. По мере распространения разнообразных культурных суперструктур их истинный смысл чаще всего просто терялся в представлении людей. В книге «Каннибалы и цари» Марвин Харрис приводит ряд причудливых примеров того, как хронический недостаток мяса влиял на формирование религиозных убеждений102. Хотя древние охотники-собиратели были озабочены повседневными опасностями и пугающими изменениями окружающей среды, из-за чего плотность их популяций оставалась низкой, они, по крайней мере, могли рассчитывать на то, что в их рационе будет достаточно свежего мяса. Первые люди, как я уже говорил, заняли особую экологическую нишу: они были плотоядными приматами африканской саванны. Это положение они сохранили и в ледниковый период, а затем распространились по Европе, Азии, потом по Австралии и Новому Свету. Когда сельское хозяйство позволило повысить плотность популяции, дичь перестала быть надежным источником достаточного количества свежего мяса. Зарождающиеся цивилизации переключились на одомашненных животных — или перешли на сокращение потребления мяса. Но как бы то ни было, поедание мяса оставалось основным пищевым импульсом. Последствия недостатка мяса были различными в соответствии с особыми условиями окружающей среды, в которой развивалось общество. В древней Мексике, как и на большей части тропиков Нового Света, не было крупной дичи, которой изобиловали равнины Африки и Азии. Более того, ацтеки и другие местные обитатели, создавшие свои цивилизации, не смогли одомашнить животных и превратить их в надежный источник мяса. Когда в долине Мехико плотность населения значительно возросла, правящий класс ацтеков по-прежнему продолжал наслаждаться такими деликатесами, как собаки, индейки, утки, олени, кролики и рыба. Но обычным людям категорически не хватало настоящего мяса — порой приходилось питаться одними лишь водорослями — спирулиной, собранной на озере Тескоко. Облегчало ситуацию ритуальное поедание трупов после человеческих жертвоприношений103. Когда Кортес прибыл в долину Мехико, ацтеки съедали в год по 15 тысяч человек. Конкистадоры нашли 100 тысяч черепов, сложенных в аккуратные рвы на площади Чокотлан, и еще 136 тысяч в Теночтитлане. Жрецы утверждали, что человеческие жертвоприношения угодны высшим богам. Они придумали пышные ритуалы среди статуй богов в белых храмах, воздвигнутых специально для такой цели. Но все это не должно отвлекать нас от того факта, что сразу после ритуального вырезания сердец тела жертв разделывали, как туши животных, и мясо распределялось и поедалось. Мясо доставалось знати, придворным и солдатам — то есть тем, кто имел максимальную политическую власть. — 67 —
|