|
Так или иначе, низко расположенная гортань – всего лишь полдела. Реальным предвестником речи стал существенный контроль над нашими артикуляторами. Но и эта система – во многом клудж. Во-первых, голосовой тракт лишен изящества iPod, способного воспроизводить любые звуки одинаково хорошо, начиная от гитар и флейт Моби до хип-хопа с имитацией автокатастроф и выстрелов. Голосовой тракт, напротив, предназначен только для произнесения слов. Все мировые языки вышли из 90 звуков, а каждый конкретный язык использует не более половины этого числа – абсурдно малое количество, если подумать о множестве разных звуков, которые способно различить ухо. Представьте, например, человеческий язык, который обозначает объекты посредством звуков, которые они издают. Своего любимого пса Ари я бы идентифицировал, воспроизводя его лай (woof), а не называя его собакой. Но хитросплетение из респирации, фонации и артикуляции не очень-то на это способно; даже там, где, как предполагается, языки обозначают объекты посредством издаваемых ими звуков – феномен, известный как ономатопея – т.е. «звуков», которые мы считаем похожими в общем-то на слова. Прекрасное английское слово woof, некое пересечение, скажем, между wool (шерсть) и hoof (копыто), но оно неправильно воспроизводит звук, который издает Ари (да и любая другая собака). И сравнимые слова в других языках все звучат по-разному, ни одно не похоже на woof (лай) и bark (лаять). Французская собака лает – уа, уа ; албанская – хэм, хэм; греческая – гав, гав; корейская – манг, манг, итальянская – бау, бау; немецкая – вау, вау. Все языки создают собственные звуки. Почему? Потому что наш голосовой тракт – неуклюжая штуковина, пригодная лишь для того, чтобы выдавать звуки речи. И мало на что еще. Скороговорки заставляют наши артикуляторы исполнять сложный танец. Недостаточно закрыть рот или двигать языком установленным образом; мы вынуждены координировать каждое движение очень синхронно. Два слова могут требовать совершенно одинаковых физических движений, исполняемых немного в разной последовательности. Слова mad и ban, например, требуют одинаковых четырех движений. Нёбная занавеска (мягкое нёбо) расширяется, кончик языка приближается к альвеолам, тело языка расширяется в глотке, губы смыкаются – но в одном из этих слов все это производится рано (mad), а в другом поздно (ban) . По мере ускорения речи возникают проблемы – становится труднее и труднее синхронизировать звуки во времени. Вместо того чтобы встроить отдельный таймер (часы) для каждого движения, природа взваливает на один таймер двойную (тройную или четырехкратную) работу. — 72 —
|