Эти два нарушения правил – студент и место расположения кровати – вызвали во мне высокую степень беспокойства до начала сессии. Я был почти готов отменить сессию в тот день, но все остальные были готовы продолжать. Через 15 минут после того, как она приняла капсулу с псилоцибином, Франсин стала беспокойной, напуганной и взволнованной. Она обвинила меня в том, что я «копаюсь» в ее мозге. Когда она в панике позвонила мужу на сотовый, и их разговор прервался на полуслове, она обвинила мои «мозговые волны» в том, что они вызвали технические неполадки. Франсин могла терпеть в палате только Лору, и попросила нас со студентом выйти на минутку. Когда мы были на посту медсестер, решая, что делать дальше, муж Франсин промчался по коридору, вошел в палату 531 и забрал ее. Они оттолкнули Лору и выбежали из Исследовательского Центра прежде, чем я понял, что происходит. Когда ее муж пробегал мимо меня, он сказал: «с ней и раньше такое было». Я подумал: «как вовремя сказал». Охранники пришли слишком поздно. Во время пика под псилоцибином Франсин свободно разгуливала по Альбукерку. К счастью, в тот день Франсин оставалась под бдительным надзором ее мужа и с ней ничего не произошло. Тем не менее, мне нужно было написать отчет и отправить его во все университетские комитеты, курировавшие наше исследование. Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов и НИДА также получили копию отчета об этом инциденте. Я назвал сессию Франсин «неудачной, но не неожиданной негативной реакцией. Под воздействием этих веществ порой происходят психотические срывы, но они почти всегда длятся недолго. Доброволец быстро пришел в себя, и у этой сессии не было негативных последствий». Собственно говоря, это было правдой. На следующее утро Франсин чувствовала себя прекрасно, и вернулась на работу так, будто бы ничего не произошло. Но она по-прежнему была убеждена в том, что уход из Исследовательского Центра наперекор нашим советом, находясь под воздействием псилоцибина было единственным, что она могла сделать. Более того, она считала это храбрым и благородным поступком. Мое «негативное влияние» не оставило ей выбора. По прошествии многих месяцев ни Лора, ни я не смогли хоть немного продвинуться в понимании страха и беспокойства, которые она начала испытывать в то утро. Мы немного изменили наш протокол, установив требование о том, чтобы более тщательно проводить беседу с супругами добровольцев для того, чтобы узнать природу и основание их беспокойства. Мы более ясно сформулировали требование о том, что перед уходом из больницы надо получить разрешение исследовательской команды. Мы также решили вводить максимальную дозу ДМТ всем, кто испытывал интерес к проекту по псилоцибину. Таким образом мы могли более точно оценить их способность справиться с воздействием психоделиков. — 221 —
|