Все отличительные особенности аристотелевской теории трагедии были ему близки по причинам, которые он не сознавал, т. е. потому, что все они так или иначе имели отношение к межпланетным столкновениям. Жертвы планетарных катастроф обычны, «подобны каждому из нас», не являются воплощением добродетели или порока. И по этой причине они не могут быть все достойными или все недостойными такой участи, потому что в планетарных катастрофах гибнут и достойные и недостойные; все они равно беззащитны. Более того, судьба жертв никак не связана с какой-нибудь трагической виной, проистекающей из их характеров: их судьба «незаслуженна» и настигает их «внезапно». Для большинства людей весть о приближении планетарного божества и гибельное столкновение миров во времени совпадали, и их трагические судьбы завершались в период «одного оборота солнца». Весть и гибель приходили вместе в момент космического катаклизма: за исключением таких редких личностей, как Исайя (который, вероятно, только догадывался), люди узнавали о приближении другой планеты только тогда, когда она находилась у них над головой. И мы действительно можем испытывать «жалость» к жертвам катастроф и ощущать «страх» перед тем, что то же самое может постигнуть нас; их уязвимость и беззащитность подобны нашим. Аристотель родился всего через три столетня после последнего межпланетного столкновения, и человеческие виды в целом еще не успели преодолеть воспоминания об этих катастрофах, таящиеся в глубинах коллективного бессознательного. Платон, в частности, представил и подтвердил сообщения о таких катастрофах, их Аристотель и его почитатели вскоре стали считать «мифическими», «ненаучными» и «неисторичными». Одной из функций мнфа у Платона была передача истины, которая не может быть передана другим путем: «миф» не был для Платона бранным словом. Еще одной функцией мифа было сохранение сведений о прошлых исторических событиях: такие сведения обычно подлинны, а не выдуманы. Но для Аристотеля миф становится просто частью литературы: это фантазия, а не факт, и он больше не является частью истории, Аристотель использует мифы как средство ослабить напряжение, возникающее из его неприятия исторической истины; возвышенные мифы становятся просто средством для достижения эмоционального катарсиса. Римские философыВ последнем веке до нашей эры Лукреций знал о катастрофах и писал о них в своей поэме «О природе вещей». Его современник Цицерон, государственный деятель и философ республиканского Рима, отрицал возможность изменений в движении планет и объявлял их богами. Божественную природу планет он объяснял тем, что они занимают возвышенное положение и безошибочно следуют своим орбитам.;<Позтому существование богов настолько явно, что я вряд ли заподозрил бы здравый смысл в том, кто это отрицает»1. — 33 —
|