|
Характеризуя деятельность Олега в Киеве, С. М. Соловьев отмечал, что первым его делом «было построение городов, острожков, сколько для утверждения своей власти в новых областях, столько же и для защиты со стороны степей. Потом нужно было определить отношение к старым областям, к племенам, жившим на северном конце водного пути, что было необходимо вследствие нового поселения на юге; главная форма, в которой выражались отношения этих племен к князю, была дань, и вот Олег установил дани славянам (ильменским), кривичам и мери; новгородцы были особо обязаны платить ежегодно 300 гривен для содержания наемной дружины из варягов, которые делжны были защищать северные владения».37 В несколько ином ракурсе подает события И. Д. Беляев. Олег ушел из Новгорода, согласно И. Д. Беляеву, «тяготясь своим положением». Заняв Киев, он «остался там жить, и таким образом сделался самостоятельным князем, нисколько не зависимым от Новгородского веча». Новгородцам ничего не оставалось, как выбирать одно из двух: «или искать нового князя, который бы согласился жить в Новгороде, на тех условиях, которые ему предложит вече, или вступить в новый договор с Олегом». Новгородцы предпочли последнее, вступив в новый договор с князем, по которому тот «согласился посылать к Новгородцам своих посадников или наместников для суда и управы, а Новгородцы обязались платить с своей земли условленную по взаимному согласию дань, и сверх того ежегодно высылать по 300 гривен Варягам Олеговым за свободную торговлю по Днепру. Сии новые условия восстановили разорванную было связь Новгорода с князем и существовали неизменными в продолжение 88 лет».38 Итак, крупнейшие дореволюционные историки, анализируя летописный рассказ о действиях Олега, предпринятых им после захвата Киева, сходились на том, что дань, наложенная князем на словен и другие северные племена, имела два адресата: самого Олега и служивших ему варягов.39 Олегова дань занимала и советских историков. И. М. Троцкий, рассмотрев соответствующий отрывок Новгородской Первой летописи младшего извода, содержащей, как стало ясно после разысканий А. А. Шахматова, более древние тексты, чем Повесть временных лет, пришел к выводу, что единственно осмысленным чтением является «…и дань устави словеном и варягом даяти», при котором дательный падеж оказывается зависящим от «даяти». По И. М. Троцкому, именно «варягом» зависит «от даяти». В этих варягах автор увидел княжескую дружину, что, в свою очередь, заставило его принять и другую гипотезу: «…прочитав о дани варягам, установленной в Киеве, и разумея, по обычаю новгородских летописей, под варягами именно норманнов, летописец прибавил еще запись о новгородской дани им, и в таком виде статья и попала в Начальный свод».40 Наблюдения И. М. Троцкого не получили признания в советской историографии, оставшись в стороне от развития исторической науки, в которой утвердился более широкий взгляд на произошедшие с приходом Олега в Киев события. — 69 —
|