Мятежный Новгород

Под пером летописца княжеская власть в Киеве оказалась не только пришлой, но и запятнанной кровью: Олег, приплывший из Новгорода, коварно убивает Аскольда и Дира, садясь на княжение.107 По этике древнерусского общества времен составления Повести временных лет такое средство вокняжения являлось безнравственным, противоречащим христианским заповедям и морали.

Итак, для того, чтобы провозгласить право вечевого приглашения и избрания князей, киевскому летописцу пришлось отказаться от идеи исконности и непрерывности княжеской власти в Киеве с незапамятной поры,108 а также бросить тень на ее «учредителей». Конечно, эту идеологическую акцию нельзя назвать прокняжеской. Она была предпринята в соответствии с потребностями киевской общины, что вполне естественно, ибо доминантой социальной жизни являлась община, а не князь или элитарная верхушка. Взгляд на летописцев как на проводников феодальной идеологии, интересов князей, бояр и высших иерархов церкви, широко распространенный в современной исследовательской литературе, представляется нам однобоким, отчасти даже — поверхностным. Выдающийся знаток истории русского летописания М. Д. Приселков некогда говорил, что «самые первые летописные своды Киева XI в. дают нам возможность глубже заглянуть чрез них в социальную жизнь, поскольку эти летописные своды отражали точку зрения управляемых, а не правителей».109 Позволим себе заметить: «точка зрения управляемых» отражалась и в летописных сводах конца XI–XII вв., примером чего и служит Сказание о варягах в составе Киевского свода, независимо от того, кому мы обязаны включением ее в летопись — игумену Ивану, иноку Нестору, игумену Сильвестру или безымянному третьему редактору памятника.

Выдвигая на первое место «всенародное избрание, приглашение князя со стороны» (Б. А. Рыбаков), киевские идеологи, опиравшиеся для этого на варяжскую легенду новгородского происхождения, поневоле уступали Новгороду первенство в создании государственности на Руси.110 Отсюда и пошли впоследствии разговоры о старейшинстве Новгорода над Киевом. Но диалектика жизни данную уступку оборачивала выгодой для Киева, избранного Рюриковичами главной своей «резиденцией», названной ими «матерью градов русских», что давало киевской общине основание направлять в Новгород князей и тем самым ставить его в зависимость от себя, против чего долго и упорно новгородцы сопротивлялись.

Мы рассмотрели идейный арсенал Сказания о призвании варягов, стараясь показать, как использовали его новгородцы и киевляне на рубеже XI–XII вв. при решении своих задач. Каково же историческое содержание Сказания, отнесенное к концу IX в., или к событиям 250-тилетней давности? Имело ли место призвание варягов? Если имело, то что означало оно? На эти вопросы и предстоит нам теперь ответить.