|
А между тем очень давно моя трехлетняя дочка все мне объяснила. Но я не обратила внимания на ее слова, хотя говорят: устами младенца глаголет истина. Она воспитывалась у бабушки, потому что болела на севере, виделись мы всего два месяца в году. Готовясь к встрече, я выучивала много сказок, но неизменно слышала, когда укладывала ее на ночь: — Расскажи про Иванушку и Аленушку, — так просил мой ребенок и не закрывал глазок до последнего словечка в сказке. — Но ведь я знаю другие, тоже интересные, — говорила я. — Нет, я хочу только про Иванушку и Аленушку… И все двадцать дней каждого отпуска я с небольшими вариациями ходила с сестричкой и братцем по лесным тропинкам, блеяла ягненком, когда колдунья заколдовала Иванушку и он перестал быть мальчиком, плакала, как Аленушка, о судьбе братца, попавшего в беду. После полугодовой разлуки многое изменялось в дочке, но не уменьшалась ее любовь к сестричке и братцу. Через год я, надеясь, что понадобятся наконец-то и другие сюжеты, привозила в памяти еще одну сказку. — Жил-был на свете Буратино… — начинала я. — Нет, не хочу про Буратино, лучше расскажи еще раз о… — Иванушке с Аленушкой? — Да, да! — Но я вчера, как приехала из Ленинграда, на ночь ее рассказывала, — сопротивлялась я. — Ну мама, как ты не понимаешь: важно не то, что ты рассказываешь, а то, как ты рассказываешь, — произнесла, глубокомысленно морща лобик, моя девочка трех лет от роду. И так до самого окончания сказочного периода. Очень хорошо помню, как я рассказывала своим друзьям о словах дочки. Все весело смеялись, я — тоже, конечно. И только сильно хворая из-за приступа, который наступил после прослушивания песен московского барда, много думая о разных голосах, я поняла, что значили слова моей малышки. Через 30 лет я смогла понять ее меткое замечание о моем голосе. В те дни припомнились мне и письма на радио, и высказывания друзей в течение всей жизни. — Приди, расскажи что-нибудь, — просила невестка. — У нас целая неделя мирная после тебя, все как-то налаживается. — Я слышу ваш голос даже и тогда, когда вас нет рядом, — говорил мне молодой друг. Хотя он был врачом, но не понимал, что происходит. Тогда слово считалось критерием общения, и никто не помышлял, во всяком случае никто не говорил о том, что есть более глубинные связи между людьми, по биополю… А голос — живая основа его… Как-то мы долго гуляем с ним по парку, я рассказываю о том, что произошло, пока мы не виделись (мы были в ссоре), об интересных встречах и людях, и вдруг замечаю, что он не слышит, что я говорю, отвечает мне невпопад. — 97 —
|