Предположим, что спирта действительно стало появляться несколько больше, потому что до «сухого закона» его практически совсем не завозили. Но сколько его могли доставить контрабандой в это время, когда все границы были закрыты, и соседствовали-то мы или с такими странами, как Финляндия и Иран, где существовал запрет на алкоголь, или же с государствами, с которыми находились в состоянии войны. Да и в какое сравнение идёт это количество с тем, что производилось в винокуренных заводах до введения запрета! То же можно сказать и о самогоноварении. Никакое самогоноварение не поставит на рынок такого количества алкогольных напитков, какое выпускает мощная алкогольная индустрия, следуя принципу максимального удовлетворения потребностей пьющих. Самогоноварение после 1914 г. получило некоторое развитие потому, что против него не было никаких запретов. Мало того, дореволюционные авторы, освещая этот вопрос, пишут, что осенью 1914 г. неизвестные лица бесплатно раздавали на улицах Москвы листки с подробным описанием способов приготовления самогона и пива. Кому это было нужно? По-видимому тем, кто хотел скомпрометировать «сухой закон», кто хотел доказать, что отрезвление народа невозможно и борьба с пьянством бесполезна. Тем не менее, самогоноварение не стало грозной опасностью. Как показывают данные душевого потребления алкоголя за 1916 — 1920 гг., в которых учитывалось и самогоноварение, оно приближалось к нулю, а в 1924 — 1925 гг. в деревнях изготовлялось до 480 млн. л. самогона. После же отмены «сухого закона» в 1927 — 1928 гг. его было изготовлено 780 млн. л. И в самом деле, в период «сухого закона» в послереволюционное время самогоноварение сдерживалось за счёт жесткого контроля и действенных мер наказания: например, сумма штрафа превышала годовую зарплату рабочего. С отменой «сухого закона» обнаружение самогоноварения резко усложнилось: любой пьяный мог сказать, что пил государственную водку. В другом случае Б. Левин, ссылаясь на работу А. Мендельсона, говорит, что после введения «сухого закона» количество больных «белой горячкой» увеличилось. И действительно, среди психических больных на почве алкоголя количество этой категории больных стало на несколько процентов больше. Но Б. Левин умалчивает о том, что общее количество психических больных на почве алкоголя в 1915 г. стало в несколько раз меньше, а следовательно, во много раз меньше больных «белой горячкой» по сравнению с 1914 г. Но не только по этому вопросу извращаются факты. Везде, где только дело касается «сухого закона», обнаруживается предвзятость. Про «сухой закон» в США Б. и М. Левины категорически и бездоказательно заявляют, что он не принес ничего хорошего, что, мол, все показатели общественной жизни ухудшились. Между тем, согласно «Большой медицинской энциклопедии», сразу же после введения «сухого закона» в 1917 г. душевое потребление алкоголя снизилось в 10 раз — с 6.89 л. в 1906 — 1910 гг. до 0.68 л. в 1919 — 1922 гг. В течение первых же двух-трех лет смертность от алкоголизма уменьшилась в 3 — 5 раз. Так же резко пошли на убыль отрицательные последствия алкоголизма (психозы, преступления, аресты за пьянство и т. д.). — 88 —
|