Дельфания

- Вот-вот, - вторил ему Часовня. - Вещественные храмы ты научился строить, теперь учись строить духовные - в сердце и в душе своей. Это и есть путь без пути.

- А строить храм в душе своей, - подхватил Колоколица, - куда сложнее, нежели из бревен или камня. Люди-то научились материальному строительству, а вот духовному еще нет. Не всякому под силу такое, но дело это самое главное и важное. Ибо Господу разве постройки ваши нужны? Разве украшения и подношения? Нет! Ему любящие сердца ваши и светлые души нужны - вот что ждет Создатель от людей.

Эти наставления странных старцев настолько поразили меня своей простотой и глубиной, что я не решался что-либо сказать. Их слова будто пелену с глаз моих сбросили и обнажили то, над чем я так долго и мучительно бился.

- А мне уж стало думаться, что, может быть, Всевышний наказал меня. Ведь я так любил вас, а у меня отняли это, - вымолвил я. - Больно это. Очень.

- Не наказывал тебя Господь, - произнес с мягкостью и лаской Часовня. - А выталкивал тебя на новый путь, в новую жизнь. А боли твои и страдания - это боли нового рождения. Женщина в родах стонет и плачет, а потом рождается жизнь - жизнь подлинная, светлая, божественная. И твоя боль, Владимир, - боль потуг, которые выталкивали тебя из прежней утробы в жизнь без рамок, стен, оболочек, в жизнь, где между тобой и Всевышним уже ничего не будет стоять. Где ничто не будет препятствовать воспринимать Его непосредственно.

- Радоваться ты должен! - улыбнувшись, воскликнул Колоколица. - В новую жизнь родился, а он, на тебе - горюет!

- Так как же понять самому-то было? - защищался я, а внутри что-то уже ожило и забило еще маленьким, но все-таки родничком надежды.

- Ничего, ничего. Жизнь твоя только начинается, - торжественно заключил Часовня. - Ждет тебя впереди такое счастье и праздник, что и представить себе не можешь!

- Так что же мне делать, старцы, скажите? Не томите, - умоляюще спросил я.

- Сказали мы тебе все, что нам надобно было сказать тебе, Владимир. О большем нас не спрашивай. Пора нам, - засобирался Часовня.

- Ну хотя бы одно словечко! - взмолился я, испугавшись того, что старцы уйдут, а я чего-то у них не выспрошу.

- Хорошо, - сказал Часовня, приостановившись, тем временем как Колоколица уже почти скрылся в зарослях молодого лесняка. - Запомни имя Иларион. Прощай, Владимир! Мир сердцу твоему, - подытожил Часовня и скоро поспешил за Колоколицей...

Вдруг я открыл глаза и понял, что крепко уснул. Ноги затекли, и у меня не получилось сразу встать. Из-за ствола дуба я выглянул на Ассоль, та безмятежно спала на боку. Вокруг было тихо, изредка доносились птичьи голоса. Значит, это был сон! Как странно, думал я и растирал ноги, в которых тысячи мелких иголочек кололи во все стороны.