Азбука жизни

Именно к ним я бегу за помощью и успокоением, и они утешают меня, усыпляя и рас­слабляя, вместо того, чтобы заставить меня вернуться назад и продолжить свое дело, несмотря ни на что.

Эти привязанности приносят мне гораздо больше отрицательного, нежели положительного. Вернее, позитивность только во внешнем, а в подлинном смысле я растрачиваю себя на пустые разговоры, когда нужно взять себя в руки и действовать решительно и разумно.

Сколько потеряно в этих «задушевных» беседах, сколько утонуло в них реальных перспектив, коих я мог бы достичь, если бы не прятался под сень усладительных речей. Подлинный друг тот, после общения с которым тебе хочется перевернуть мир, изменить себя, больше трудиться над выполнением своих задач.

Я должен, наконец, хотя бы самому себе признаться в том, что мои друзья являются для меня камнем преткновения. Достаточно для большей убеди­тельности делать в своей тетрадке отметки как я себя чувствую после общения с людьми, которых я считаю своими друзьями.

Только писать нужно непритворно, так, как есть на самом деле, а не так, как должно быть — ведь это же друзья! Без откровенности ничего не получится, ибо обнажение — путь к правде и истине.

Потому, прежде всего я должен научиться вести разговор с самим собой абсолютно чистосердечно и искренне. Сначала это трудно, ибо я забыл, как это делается, ведь я себе говорю то же, что и всем. А это — комплект штампов, а не подлинных чувств, мыслей и ощущений.

Я научился обманывать себя во всём, я почти никогда не говорю себе правды, я боюсь ее, так как она столь ошеломляюща и потрясающа, что лучше ее не только не произносить вслух, но и не обнажать даже в мыслях. Я сам себя изуродовал ложью, я пытался жить по тем правилам, какие дают мне авторитеты.

Я силой воли загонял себя в те рамки, понятия, условия, которые, по теории мудрецов, дол­жны были бы привести меня к счастью и радости. Я был столь честен и доверчив, что загнал свое под­линное «Я» в глубокую яму подсознания, где оно стонет и плачет.

Нужны постоянные усилия, чтобы удерживать мое подлинное «Я» на дне, на цепи, не позволяя ему выныривать наружу, на поверхность. Но эта игра, в конце концов, изнуряет, ибо, со временем всё труднее заставлять себя быть счастливым и носить эту маску, хочется, наконец, действительно быть таковым, каковым я себя изображаю.

Ведь, я привык не жить, а изображать жизнь. Почти ничего нет во мне моего, всё — сплошное представление. Этот театр одного актера мне осно­вательно надоел и изнурил мою душу. Я не желаю больше играть ни в своих, ни в чужих пьесах, даже если они написаны самыми умными и талантливыми людьми.