|
профессор был прав, но меня это не устраивало: жизнь полноценных людей шла рядом, а я и другие обреченные находились в своеобразном положении - где-то между тем и этим светом. Я не мог смириться с трагическим исходом и попытался прибегнуть к советам Себастьяна Кнейппа, разработавшего более 100 лет назад свою систему водолечения. Однако, допустив ряд ошибок в лечении, еше год ходил с палочкой, но не терял надежды на выздоровление. Самое страшное произошло через полтора года с начала заболевания: вместе с осенними дождями пришли не виданные ранее боли и всеохватывающая неподвижность суставов, вселявшие страх безысходности. Я стал бояться рассветов: каждое утро, точно по чьей-то злой воле, отказывал один или сразу несколько суставов. Три утра унесли подвижность ног, приходилось передвигаться при помощи рук, отнявшихся на пятое утро. Еще через неделю единственно возможным способом передвижения по квартире стало перекатывание с боку на бок со скрипом зубов и кровью на губах. Родные и друзья возили меня во всевозможные медицинские кооперативы, к знахарям и экстрасенсам, ставившим мне различные диагнозы, но так и не сумевшим ничем помочь. В Институте ревматологии, куда я попал после всех этих мытарств, врачи поставили свой диагноз, и подтвердили, что болезнь моя неизлечима, и что ходить самостоятельно я больше не смогу Я выписался из института на костылях, без всяких перспектив выздоровления и с тяжелыми впечатлениями от вида людей, исковерканных и задавленных этой страшной болезнью. Потянулись бесконечные дни лежания на диване и сидения перед окном. Я уже жил не как человек, а, скорее, как растение: без сил, без воли, без каких-либо желаний, почти не двигаясь. Способами передвижения по-прежнему были перекатывания по квартире или ходьба при помощи костылей и малолетнего сына, служившего мне нянькой, поваром и связным с внешним миром. Если зимой я еще как-то мог переносить свое положение, то с наступлением весны жить становилось совершенно невыносимо: не хватало сил видеть счастливых, радостных людей, легко передвигавшихся по земле, свободно владевших своим телом. Я стал завидовать сначала безногим инвалидам, потом - мертвым: сил больше не было, вера в исцеление иссякала с каждым днем. Я мечтал о смерти как о большом празднике, который принесет мне покой и избавление от мук физических и душевных, Но уйти, бросив не окрепших в жизни дочь и сына, оставить их наедине с непосильными для них трудностями и лишениями было еще тяжелее. Оставалось только сделать все — 4 —
|